Шанс [Геннадий Добрушин] (fb2) читать постранично, страница - 2

белое небо. Я натянул на голову капюшон штормовки, прямо поверх кепки, как делают моряки в шторм. Сектор обзора резко уменьшился, но хотя бы стало видно траву на газоне.

В сумке завыла сирена. Я вздрогнул, но вспомнил, что это такой сигнал вызова. С облегчением остановился, присел на бордюр и достал из сумки рацию.

— Слушаю! Кто говорит?

Звонила Валя, лаборантка из моего отдела.

— Геннадий Семенович, дорогой, здравствуйте! Вы живы? Где вы, что с вами? Что происходит, можете нам сказать? Это просто ужас какой-то! Что с нами теперь будет?

Девушка находилась на грани истерики. Странно, я скорей ожидал бы такого крика от другой лаборантки, Катерины, девушки яркой, рыжей и шумной. А Валя, блондинка из Риги, медалистка и краснодипломница, всегда казалась мне холодной, как камбала. Но не сейчас.

— Успокойся, пожалуйста, и объясни — где ты и что с тобой происходит?

Я огляделся. По встречной полосе медленно ползли вниз машины. Оттуда на меня смотрели белые лица. Ни один даже не попытался заговорить со мной. Ни одно стекло не опустилось. Бедные, наверно, надеются, что их спасут эти прозрачные миллиметры. А небо уже сияло.

Рация ожила.

— Ой, со мной все в порядке, я в бомбоубежище, в институте. Тут хорошо, тихо, только уши закладывает, как в самолете. Наши тоже тут, все, кто пришёл в институт. Мы вам с утра звоним, но только сейчас про рацию вспомнили.

У меня отлегло от сердца. Я не один. Вместе мы, может быть, справимся.

Я вспомнил свой поход через город. Кое-какие догадки нужно срочно проверить. Я нажал кнопку вызова.

— Это хорошо, что вы вместе. Скоро я буду, и мы начнем работать.

— Да как же работать без света? С утра по телевизору по всем каналам конец света показывали. А сейчас и не посмотришь, электричества нет во всем институте.

Я улыбнулся невольно. По моим прикидкам, электричества не осталось уже на всей планете.

— Ничего, придумаем что-нибудь. Скоро увидимся.

Я продолжил подъем. Дорога круто шла в гору. Асфальтовая, узкая, без тротуаров. Никто не ходил здесь пешком. Далеко от города и неудобно, слишком круто.

Одна из машин, маленькая и красная, взревела и прыгнула через разделительный газон, едва не задев меня. Я отскочил, а она, вихляя задом, рванула обратно к институту.

Я опустил голову. Больно было смотреть вверх, в горящее небо. Но тут двигатель машинки взвыл совсем истерически. Я увидел мелькнувшее в перевороте днище с крутящимися колесами. Машинка исчезла в живой изгороди над обрывом. Глухо бухнуло.

Я так и не понял, что с ней случилось, но выяснять не стал. Из-за деревьев выплыл жирный черный дым, но не поднялся вверх, а растекся горкой солидола. Получается, вверху давление больше, чем внизу. Еще одно наблюдение в копилку.

И тут меня остановила нежданная красота. Среди летнего зноя с потемневшего неба мягко и торжественно падал снег. Темная зелень, блеклое небо, неспешный танец снежинок — картина завораживала трогательной красотой. Будто природа дарила людям прощальный подарок.

На ходу я ловил снежинки, как бабочек. Они таяли на ладонях, а я слизывал капельки влаги. Стало жарко, но я не снимал капюшон.

Машина моя ждала на стоянке, на обычном месте, но садиться в нее не хотелось. Она уже наполовину растаяла, как кубик сахара в чае. Водительская дверь стала совсем прозрачной, и я увидел под ковриком оброненный ключ от дома. Он мог мне еще пригодиться. Мне захотелось его достать.

Примерившись, я просунул руку прямо через прозрачную дверь и нащупал потерю. На ощупь металл двери напоминал кисель, а ключ — пластилин. Помяв в пальцах, я выбросил его на асфальт.

Пошел ко входу, но остановился, услышав тяжелый вздох за спиной. Оглянулся. Машина мягко легла на брюхо, как уставший пес, выпустив воздух из шин. Я толкнул стеклянную дверь и вошёл в темный вестибюль. «Уф, наконец-то я у себя!» — подумалось с облегчением. Институт выстоял.

С трудом различимый в полутьме — глаза не отвыкли еще от сияния — ко мне кинулся наш охранник. Вид у него был потерянный, фуражка на затылке, галстук сбился, воротник рубашки расстегнут. Дядя Вася, Василий Иванович, требовал от меня, задыхаясь от волнения, чтобы я немедленно разъяснил ему, что происходит на свете, кто виноват и что делать. Телефон не работает, электричества нет, а начальство разбежалось, не оставив инструкций.

У меня не было ни желания, ни времени на разговоры. Я вспомнил свою службу в армии и скомандовал: «Смир-рно!»

Охранник замер на полуслове и подобрался. Сохраняя командный тон, я потребовал от него доклад — сколько народа в здании и чем они занимаются.

Дядя Вася доложил, что собрал всех сотрудников по своему разумению в бомбоубежище, а сам остается тут, на страже. Я похвалил его за разумную инициативу и попросил вызвать ко мне из подвала моих ребят, всех, кто остался. А сам присел в кресло дежурного, глядя на темные экраны мониторов и сияющую входную дверь.

Удивительно было видеть полный порядок внутри после жути снаружи. Я задумался,