Моряк из Гибралтара [Маргерит Дюрас] (fb2) читать постранично, страница - 3

маленький портовый городок. Это гораздо дешевле, чем ехать на поезде.

— Где это? — спросил я.

— Это Рокка.

Там у него родственники. Это недалеко. Можно бы ездить туда каждую неделю, но с бензином пока туго, и поэтому удается выбираться через две недели. В последний раз он был в Рокке на прошлой неделе. Там встретил очень богатую американку и еще удивился: что она делает в этом забытом Богом уголке? А прибыла туда на великолепной яхте, которая стояла на якоре у пляжа. Он видел, как она купается. Изумительная женщина!

— До сих пор я верил, когда говорили, что американки менее красивы, чем итальянки. Но эта была так красива! Я просто никогда не встречал более красивой женщины.— И добавил по-итальянски: — Bellissima! — Она прекраснейшая из всех!

Затем он рассказал о Рокке. В сущности, почему бы не поехать туда, если есть время? Чтобы увидеть настоящую Италию, совсем не обязательно ездить по городам. Надо посмотреть один-другой город, а потом ехать в деревню. А Рокка — как раз такое место, где можно увидеть, как живут простые итальянцы. Этот народ так страдал, а работает, как ни один другой народ, вы увидите, как он добр. Сам он хорошо знает свой народ — его родители были крестьяне — и очень любит его. Он говорил об этом с гордостью. Да, да, если есть время, надо непременно съездить в Рокку. Там только одна маленькая гостиница, но ему с женой очень нравится это место.

Он сказал мне:

— Представляете, с одной стороны море, с другой — река. Когда море сильно штормит, или когда оно чересчур теплое, или просто хочется разнообразия, можно купаться в реке. Там очень чистая вода, а гостиница стоит прямо на берегу реки.

Он говорил мне об этой реке, о гостинице, о горах, окружающих долину, о подводной охоте.

— Если никогда не занимался подводной охотой, то невозможно себе представить, какое это удовольствие. В первый раз я боялся, а теперь не могу обойтись без нее. Кругом такая красота, а под тобой проплывают рыбы, и такая тишина, просто трудно передать.

Он рассказывал о народных гуляньях, о фруктах — «лимоны такие огромные, словно апельсины».

Доехали до Сан-Романо, откуда открывался вид на долину реки Арно ^[2]. Небо окрасилось в медный цвет. Солнце уже клонилось к закату, неярко освещая верхушки холмов, сплошь засаженных масличными деревьями. Возле опрятных маленьких домиков возвышались кипарисы. Пейзаж мне показался тошнотворно-сладким.

— Вы из этой части Тосканы? — спросил я его.

— Из этой долины,— ответил он,— но с другой стороны Флоренции. Но моя семья теперь в Рокке. Мой отец любит море.

Солнце исчезло за холмами, и долина освещалась теперь только серебристым светом Арно. В этом месте река не была широкой. Ее студенистая поверхность, мягкие, многочисленные извивы и зеленовато-голубой цвет придавали ей сходство со спящим животным. Нежась в крутых высоких берегах, река текла неторопливо и привольно.

— Как красив Арно,— сказал я.

Даже не заметив этого, он перешел на «ты».

— А чем ты занимаешься?

— Служу в Министерстве по делам колоний,— ответил я.

— И тебе нравится твоя работа?

— Ужасно не нравится.

— А что ты там делаешь?

— Снимаю копии с актов рождения и смерти.

— Понимаю. И сколько же лет ты этим занимаешься?

— Восемь.

— Я,— сказал он, помолчав мгновение,— не смог бы, наверное.

— Нет. Ты не смог бы.

— Но быть каменщиком трудно: зимой холодно, летом жарко. Но все время снимать копии я бы не смог.

— И я не могу.

— Однако ты это делаешь.

— Я это делаю. Вначале думал, что помру от такой работы, но делаю ее. Ты хорошо знаешь, что значит работа…

— Ты и теперь думаешь так?

— Что от этого можно помереть? Да, но другому, не мне.

— Должно быть, ужасно все время снимать копии,— сказал он медленно.

— Ты и представить себе этого не можешь.

Я произнес это в шутливом тоне. Можно было подумать, что так не должно быть или что это моя обычная манера говорить о жизненных неурядицах.

— Но ведь это очень важно — работа, которой занимаешься. Нельзя делать что попало.

— Очень даже можно,— сказал я,— кто-то же должен делать это, почему бы не я?

— Нет, нет,— ответил он,— почему именно ты?

— Я пытался делать что-то другое, но не смог ничего найти.

— Лучше сдохнуть с голоду. На твоем месте я бы лучше подох от голода.

— Всегда страшно остаться без работы. И еще стыд, ну, я не знаю…

— Есть что-то, что стыднее делать, чем не делать.

— Мне хотелось стать велогонщиком, путешественником — не получилось. В конце концов, я поступил в Министерство по делам колоний. Мой отец был колониальным чиновником, и это было проще для меня. В первый год я говорил себе, что это ненадолго, так, шутки ради, во второй год я уже думал, что так продолжаться больше не может, потом наступил третий год, а потом… Ну вот, ты знаешь…— Ему доставляло видимое удовольствие, что я разговорился.— Во время войны мне было хорошо. Я был в группе телеграфистов.