«Ваш во имя революции»: Рассказ о Джеке Лондоне [Сергей Сергеевич Батурин] (fb2) читать постранично, страница - 2

мальчиком новые невиданные дали.

Но чтение было не единственным занятием десятилетнего Джека. Дома с трудом сводили концы с концами, и ему приходилось помогать отцу и матери в меру своих сил. Он по-прежнему частенько недоедал. Через десяток лет в минуту откровенности он признавался: «Мясо… Я жаждал его всеми фибрами своей души, жаждал так, что однажды я открыл ранец своей соученицы и стащил кусочек мяса из ее бутерброда — маленький кусочек, размером с два моих пальца. Я съел его, но после этого я никогда больше не воровал… Великий боже! Когда мои соученики, наевшись, бросали куски мяса на пол, я готов был вытащить их из грязи и тут же впиться в них зубами».

Если прочитать письма писателя, то перед нами раскроется подлинная история его детства. «…Я не могу обнажиться до конца и выложить всю мою душу на бумаге, я лишь излагаю некоторые прозаические моменты моей жизни. Они могут служить ключом к моим чувствам. И пока вы не познакомитесь с инструментом, на котором воспроизводятся эти чувства, вы не сумеете понять весь смысл музыки. Что я чувствовал во время этой борьбы, что я думаю и чувствую сейчас — вам не понять этого, вам не понять меня. Голод! Голод! Голод! С тех пор, как я стащил тот кусочек мяса и не знал иного зова, кроме зова желудка, и до сегодняшнего дня, когда я слышу другой, высший зов, по-прежнему все остальное затмевает испытанное тогда чувство голода».

В юном Джеке крепло и другое чувство, чувство ответственности, желание всеми силами помочь отчиму и матери. Ему не было еще и десяти лет, но он поднимался в три часа ночи и отправлялся разносить утренние газеты. Потом, не успевая даже забежать домой, чтобы поесть, он торопился в школу, а после школы — снова на улицу, продавать вечерние газеты. «Каждый цент я приносил домой, а в школе сгорал от стыда за свою фуражку, башмаки, одежду. Обязанности — прежде всего, отныне и навсегда. У меня никогда не было детства… По субботам я развозил лед, а по воскресеньям в кегельбане устанавливал шары для подвыпивших игроков…»

И все-таки, несмотря ни на что, Джек рос любознательным, открытым подростком. Он неплохо успевал в школе, а по начитанности не уступал студентам младших курсов университета. Он любил сидеть, погрузившись в книги, в большом прохладном зале городской «публички», рылся в аккуратно расставленных на библиотечных полках томах, рассказывал госпоже Кулбрит о прочитанном. Отчим брал его побродить по окрестным полям, и тогда он, любуясь буйной калифорнийской растительностью, застывал, завороженный открывающимися перед ним океанскими просторами. Его воображение занимал огромный город — Сан-Франциско, который моряки запросто называли Фриско. Джека тянуло в этот город, и в то же время он боялся его, боялся затеряться среди его громадных домов, многочисленных улиц и переулков.

Времени для чтения, прогулок, развлечений оставалось все меньше. Отчим потерял работу, затея матери взять постояльцев не увенчалась успехом, забота о содержании семьи легла на плечи Джека. Единственным местом, где он мог немного подработать, был порт. Джек целые дни проводил там, наблюдая с горящими глазами за таинственной жизнью больших кораблей, следя за отчаянными потасовками матросов, восторженно вслушиваясь в потрясающие его детскую душу моряцкие истории. В порт приходили корабли со всего мира, они были овеяны романтикой приключений и опасностей.

Пожалуй, порт в те дни тянул его даже больше, чем чтение, но он все же ухитрялся время от времени забежать в библиотеку. Госпожа Кулбрит не узнавала повзрослевшего Джека — с пачками газет под мышкой, нарочито небрежно одетого, щеголявшего моряцким жаргоном, но по-прежнему влюбленного в книги, внимательно слушавшего ее советы. Иногда он сам заводил с ней разговор о своем будущем: уже в те годы он был уверен, что станет писателем.

Впечатлительного и независимого тринадцатилетнего мальчишку неудержимо влекла романтика морских просторов. Он охотно помогал владельцам яхт драить палубу, исполнял мелкие поручения и между делом овладевал сложным искусством вождения парусных лодок и судов. Джек быстро взрослел, впитывал в себя, словно губка, всякое — и доброе, и плохое. Разнося газеты, он «бегал по городу и попутно учился драться, учился быть наглым, развязным, пускать пыль в глаза». Он заворачивал в местные кабаки, где, казалось, царила особая жизнь… Здесь подчас разыгрывались нешуточные страсти: шли в ход тяжелые кулаки, лилась кровь, и здоровенные полисмены, расталкивая толпу, спешили на место происшествия. Мальчишке, чья голова набита историями о схватках бесстрашных путешественников и моряков, драка в кабаке представлялась увлекательным событием — за отсутствием иных.

Начальная школа осталась позади, но о продолжении учебы нечего было и думать: на его плечах лежала обязанность содержать состарившихся родителей. Постоянной работы найти не удается, и он пробавляется случайными заработками, разноской газет, рыбной ловлей. Джек давно мечтает