Глазами, полными любви [Галина Сергеевна Ширковец] (fb2) читать постранично, страница - 3

разумеется, не нажили, но если правильно перераспределить ресурсы, может и «выкружим» чего.

Словечко «ресурсы» (проще говоря, деньги), довольно редко встречающееся в словаре среднестатистической российской семьи, в жизнь Сергачевых вошло благодаря деловому общению Андрея Ивановича с руководителем одного крупного новосибирского университета. Ректор Юрьев данное выражение очень любил. Он не только часто его произносил, но и на практике оперировал вузовскими ресурсами поистине виртуозно. Благодаря этому университет прирос внушительным новым корпусом, несколькими спортивными сооружениями, двумя кирпичными высотками с квартирами для преподавателей и сотрудников.

Себя умелый администратор также не обделил. Справедливости ради надо отметить: двухуровневая квартира Юрьева в одном из престижных домов в центре города по нынешним нуворишеским временам смотрелась все-таки довольно скромно для особы столь высокого статуса. Однако вузовские коллеги ректора посчитали иначе. Чем на более высокую ступень экономического развития поднимался университет (и параллельно его глава), тем изощренней становились интриги и подкопы академических братьев по разуму против своего патрона. В один прекрасный день обстоятельства в лице городских властей заставили Юрьева покинуть высокий, но небезопасный пост и перебраться в более пригодное для проживания место, нежели бескрайние сибирские просторы.

С ректором после произошедших с ним пертурбаций супруги более не встречались, но слово «ресурс» прочно вошло в их домашний лексикон. Из всех, с кем доводилось встречаться Андрею Ивановичу на жизненном пути, экс-ректор солидного новосибирского вуза являлся самым житейски умным и смышленым. В сложных ситуациях, требовавших здравого смысла и недюжинной сообразительности, муж Натальи Алексеевны говаривал:

– Интересно, как в таком случае поступил бы Юрьев?

Вот и на этот раз, когда Сергачевы обдумывали свое дальнейшее пенсионерское житье-бытье, вновь всплыла знакомая фамилия.

– Зашел я однажды в ректорат, принес материалы по готовившейся книге, – рассказал муж. – Вижу, сидит усталый, замотанный. Пошла беседа о том, о сем, Юрьев и говорит: «Только бы дотянуть лямку. Бросил бы все, купил небольшой домик в Болгарии и провел остаток жизни в саду под шум морских волн!»

На самом деле после проигранного сражения за университет Юрьев уехал отнюдь не к волнам и плодам, а в Питер. Но идея опального ректора отложилась в памяти и в нужный момент сработала.

При мыслях о южной жизни Наталье Алексеевне тоже время от времени приходили на ум Болгария и Турция – страны, где доводилось проводить отпуск. По серьезному размышлению такие варианты все-таки отпадали. Заграничное житье было не для них. Во-первых, российских пенсий за рубежом просто-напросто не хватило бы на жизнь. Во-вторых, от одной мысли, что под старость лет придется остаться в чужой стране «без языка», без друзей и знакомых, при господстве неизвестных чужих законов, щемило сердце.

Сочи и окрестности этого фешенебельного курорта отпадали по той же причине – несусветная дороговизна. Не у многих российских пенсионеров есть возможность платить втридорога за красивую жизнь.

Подумывали супруги и об Одессе. Но причуды истории сделали этот солнечный город, некогда легендарно-юмористический для всех граждан страны Советов, чуть ли не враждебной территорией. Последние несколько лет известия с родины многих знаменитых писателей-сатириков напоминали сводки с фронта. Там без конца бурлили политические страсти, ожесточенно выясняли отношения два еще недавно братских народа.

Кроме того, побывав в Одессе в те времена, когда Украина и Россия еще мирно, по-соседски шли к светлому капиталистическому будущему, Наталья Алексеевна испытала чувство огромного разочарования. Чудесная легенда об искрящемся, самобытном, полном очарования городе оказалась мифом, или, как бы сейчас сказали, плодом многолетнего пиара. К сибирякам Одесса повернулась совсем не привлекательной стороной своей дородной фигуры. На знаменитой Дерибасовской блеск и нищета смешались в одном флаконе в таких невообразимых пропорциях, что из этого самого флакона несло не утонченным амбре, а помоечным зловонием…

Рядом с лоснящимися новодельной роскошью зданиями гостиниц, гостевых домов и торговых центров понуро смотрели на мир скопища разваливающихся от ветхости домов с пятнами облезшей штукатурки и следами былой роскоши. То и дело на глаза попадались какие-то темные подворотни, переплетения проржавевших металлических лестниц, полусгнившие ступени, ведущие в подвалы… Судя по номерам, указывающим на принадлежность к квартирам, вся эта фантасмагорическая подвальная и полуподвальная ветхость тоже являлась жилым фондом достославного города.

Существовала, понятное дело, и другая Одесса, не из анекдотов – город