Серебряные ночи [Джейн Фэйзер] (fb2) читать постранично, страница - 3

ответственности, подобающей роду Голицыных, князь Дмитриев сумеет обучить ее этому, и она войдет в петербургское общество как жена богатого и знатного вельможи. Об обстоятельствах ее рождения и воспитания никто знать не будет.

Потемкин грыз и без того обкусанный до крови ноготь.

— Какое забавное совпадение! Тот, кто едва ли не больше всех способствовал лишению милостей ее родителей, теперь должен стать ответственным за спасение невинной.

— Мы не собираемся напоминать о том ужасном деле, — с внезапно проявившейся властной интонацией заявила Екатерина. — Утрата двух молодых жизней, разумеется, трагична. У них не было никаких оснований скрываться. Если бы выдвинутые обвинения оказались ошибочными, мы могли бы их снять. Но это уже дела давно минувших дней.

Потемкин склонил голову в знак согласия с мнением императрицы. Он думал, что скорее всего его повелительница запамятовала, с какой холодной, неумолимой жестокостью она расправилась со всеми, кто имел отношение к плохо продуманному плану вызволения Иоанна VI из Шлиссельбургской крепости. Молодого человека убила стража при попытке к бегству. Это оказалось самым подходящим решением — ходили слухи, что вдохновительницей попытки его освобождения была сама Екатерина. Такая попытка была бы на руку тайным императорским помыслам: царь, лишенный престола, не должен был сбежать, его следовало убить на месте. Чтобы пресечь подобные подозрения, Екатерина была безжалостна ко всем, кто имел отношение к плану освобождения. По слухам, план разрабатывался во дворце молодых князя и княгини Голицыных.

— Очень жаль, — проговорил Потемкин, возвращаясь к разговору, — что генерал Дмитриев вернулся в Крым для подавления мятежников. Впрочем, он может заехать в Киев, чтобы обратиться к Софье Алексеевне лично.

— Граф Данилевский! — улыбнулась Екатерина, найдя удачный выход из затруднения. — Граф просил позволения навестить свое родовое имение под Могилевом. Добраться оттуда до Киева не так трудно. Я имею в виду обременить его просьбой сопроводить княжну Софью. Ведь он, кроме всего прочего, еще и адъютант генерала Дмитриева. Мне кажется, ему вполне по силам справиться с этой задачей.

— Во всяком случае, Адам не тот человек, которого могут смягчить женские слезы, — пробормотал Потемкин. — Если она станет сопротивляться…

— Не вижу причины, — прервала его Екатерина, — Она ведь не захочет провести всю свою жизнь в качестве супруги какого-нибудь неотесанного, малообразованного пьяницы, степного помещика средней руки. — По тону императрицы можно было понять, что подобная участь для княжны Голицыной должна быть неприемлемой. Князь Потемкин не мог не согласиться с государыней.

— Конечно, — продолжила Екатерина, — у старого князя могут появиться возражения; он всегда отличался особым складом ума. Но и он не может не видеть всех преимуществ, открывающихся перед его внучкой при таком раскладе. В любом случае ты прав, князь. В Адаме сочетаются неотразимое очарование с целеустремленностью натуры, и уж на женские уловки он не попадется.

— Да, — подхватил Потемкин, — особенно после того ужасного случая с его женой. Никто до сих пор не знает истинных причин, ее смерти.

— У меня сложилось впечатление, что это было дорожное происшествие, — заметила императрица. — Важнее иное. Никто не сомневался, что в тот момент она была беременна от другого, ибо предшествующие десять месяцев граф провел в Крымской кампании.

— Поляки — гордая нация, — кивнул Потемкин. — Больше всего они боятся запятнать свою честь, Адама никто никогда не видел с женщиной. Будто он вообще не был женат. И абсолютно не скрывает своего презрительного отношения к слабому полу.

Царица, которая отнюдь не считала себя полноправной представительницей слабого пола, вполне была согласна с выражением, которое употребил князь. Женщины в большинстве своем слезливы, слабы, легкомысленны. Екатерина была почти исключением — ум, по силе не уступающий мужскому, оказался в теле, не чуждом порывов и страстей слабой женщины.

— Мы немедленно пошлем за ним, — резко заявила Екатерина. — Пусть начинает действовать. Время наших обязательств перед Софьей Алексеевной прошло. Настало время ей занять подобающее взрослой женщине место в том мире, для которого она рождена.

Прошло шесть недель. Славным апрельским утром граф Адам Данилевский покинул свое родовое поместье, которое располагалось на просторах бывшей Польши до первого раздела этой страны — группового изнасилования, как говорили, Австрией, Россией и Пруссией двенадцать лет назад. Эта земля теперь называлась Белой Русью. Ее жители, более не подданные Польши, попали под иго Российской империи.

Он направлялся в имение Голицыных, неподалеку от Киева. На всем пути от Санкт-Петербурга его сопровождал отряд из двенадцати солдат. Никто не смел нарушить задумчивого состояния полковника. Каменное лицо, твердый взгляд серых глаз, прямая спина, гордо расправленные плечи