На реках Вавилонских (СИ) [Анна Владимировна Курлаева cygne] (fb2) читать постранично, страница - 3

посоветовалась, одобрила это решение и обещала поговорить с Maman, чтобы та взяла на себя юридическую сторону дела.

Со слезами Тася простилась с Прасковьей, которой теперь придется искать другое место. Как ни жаль было старую преданную служанку, но ни взять ее с собой в институт, ни платить ей Тася не имела возможности. Та жалобно причитала, расставаясь со своей дитяткой, которую нянчила с колыбели, но скорее для порядка: она прекрасно понимала, что иного выхода у них не было.

Оказавшись, наконец, в карете, Тася в изнеможении откинулась на спинку сиденья и, измученная переживаниями, через пару минут заснула.

***

Одноклассницы встретили Тасю сочувственными взглядами – все уже знали. Девочки они были озорные, любившие понасмешничать, особенно над учителями, но в большинстве своем добрые. Однако подойти, что-то сказать, попытаться утешить ни одна не решилась. Они просто не знали, что делать, ведь до сих пор с подобными ситуациями им сталкиваться не приходилось. Шестнадцати-семнадцатилетние девочки никогда еще не видели ни смерти, ни серьезного горя. Сама же Тася весь остаток дня провела, лежа на кровати, пытаясь принять случившееся. Она никогда не была особенно набожна. Скорее по привычке, усвоенной с детства, ходила в церковь, раз в год причащалась вместе со всеми. О духовных вопросах она прежде не задумывалась – просто следовала обычаю: так делали все, ну и она – как все. Сейчас же Тася мучительно спрашивала себя, почему ей выпала такая безрадостная жизнь, за что Бог наказывает ее.

Вечером, когда все легли спать, Тася тихонько окликнула свою соседку, одну из немногих, с кем она общалась почти дружески:

– Бергман, приходи ко мне в гости?

«Прийти в гости» означало перебраться на кровать приглашавшей. Хозяйка лежала под одеялом, а гостья, в одной ночной рубашке и полупрозрачной юбке, садилась поверх него, поджав под себя ноги. В гости приглашали для конфиденциальных разговоров, и это считалось выражением высочайшего доверия.

Лиза Бергман, хрупкая с виду девочка, обладавшая стальной волей, глянула на Тасю большими темными глазами и, кивнув, перебралась к ней. Некоторое время они молчали. Дортуар был погружен в темноту. Только высокая ночная лампа под темным зеленым колпаком тускло освещала тридцать серых байковых одеял с голубыми полосами. Кровати, поставленные в два ряда изголовьями одна к другой, чередовались ночными шкапиками. В ногах у каждой стоял табурет и на нем лежали аккуратно сложенные принадлежности дневного туалета. Уютную тишину нарушало сонное дыхание одноклассниц, да едва слышные перешептывания.

– Лиза, душка, – нерешительно произнесла Тася, – я вот всё думаю: за что Бог меня наказывает? Как будто мне мало было, что я сиротой росла.

Бергман пренебрежительно фыркнула:

– Ты как маленькая, Преображенская! Давно пора перестать верить в эти сказки. Нет никакого Бога.

– Как нет?! Что ты говоришь?

– Ну, точно – дитё, – Лиза одарила ее сострадательным взглядом. – Пора взрослеть, Тасенька! И понять, что наша судьба – в наших руках. Сейчас знаешь, какие идеи в народе ходят?

– Какие? – Тася завороженно слушала подругу: с одной стороны, она не могла еще полностью согласиться с ее словами; но с другой – та говорила так страстно и убежденно, что это невольно увлекало.

– Хватит ждать милости с небес! Мы сами можем построить идеальное общество, где все будут счастливы. Мой брат Миша состоит в одном кружке, который как раз подготавливает это великое событие. Я, как закончу институт, тоже пойду к ним.

Лиза сделала короткую паузу, после чего схватила Тасю за руку и, наклонившись к ней, горячо зашептала:

– Хочешь – пойдем со мной?

Фанатичный огонь, горевший в ее глазах, немного пугал – Тася поежилась и протянула:

– Не знаю. Я, вообще-то, собиралась пепиньеркой остаться…

В глазах Лизы сверкнуло презрение.

– Пепиньеркой! – передразнила она. – Охота тебе хоронить себя в этом болоте!

Тася опустила глаза и промолчала: Лизе хорошо говорить – у нее есть семья, которая всегда поддержит. А у Таси никого не осталось. Снова навернулись слезы, но она мужественно запретила себе плакать, часто заморгав, чтобы прогнать их. Затянувшееся молчание прервала Лиза, правильно его поняв:

– Ну, как знаешь. Но если передумаешь – скажи. Я всегда тебе рада.

С этими словами она спрыгнула с кровати и вернулась к себе. А Тася долго еще лежала без сна, глядя в потолок и думая, думая, думая… Ей всё больше казалось, что Лиза права, но ее путь пугал нежную, деликатную Тасю. Все-таки институт – привычен и надежен, а новое общество пусть создают другие. Более смелые.

***

В воскресенье вставали позже, и Тася все-таки смогла выспаться, несмотря на долго не дававшие уснуть невеселые размышления. Тем не менее она проснулась с тяжелой головой, когда почти все уже умылись. В дортуаре стоял гвалт, девочки бегали в умывальню и обратно, болтали, то и дело можно было