Императорский покер [Вальдемар Лысяк] (fb2) читать постранично, страница - 3

родила ребенка, названного Павлом Петровичем, не от царя-супруга, которого впоследствии убил брат ее фаворита Орлова, но от другого своего фаворита, Сергея Салтыкова. Но и то обстоятельство, что Петр III не имел с этим фактом ни­чего общего, было ничем по сравнению с тем обстоятельством, что, возможно, кровожадная Катюха, родила Павла не совсем даже лично. Салтыков – как утверждало несколько описателей эпохи – сильно подкачал, ребенок оказался болезненной дочуркой, и разозленная Екатерина приказала за­менить ее тихонько на здорового "чухонского мальчика". Таким вот образом должен был появиться отец Александра, и сплетню эту, похоже, поддерживают многочисленные косвенные улики.

Павел Петрович был дегенерировавшим безумцем, физически никак не похожим на кого-либо из членов семьи. Карлик с изъеденным оспой лицом, похожий на дьяволенка их живописных фантас­магорий Босха, обладал инстинктами классического сумасшедшего – в зависимости от того, получил ли он и какую записочку от любовницы, он мог одарить тысячи человек батогами или чарками водки, а од­ному из полков под влиянием неожиданного импульса отдал такой вот приказ:

- Напра-а-а-во, в Сибирь шагом ма-а-арш!^[6]

Екатерина ІІ это создание ненавидела. Всю свою любовь, столь же огромную, какой было ее отвращение к сыну, она перенесла на внука Александра, именно его решила она посадить на троне, пропустив Павла. Этому намерению помешала "быстродействующая апоплексия", к которой я еще вернусь, и которая повалила императрицу 17 ноября 1796 года. Тогда Павел воспользовался временным замешательством в Зимнем Дворце и вскочил на трон под именем Павла І^[7].

Перипетии с "левым" происхождением детей, традиционные в царской семье, не обошли и Александра, в чем, впрочем, виноват был он сам. Женившись на дочери правящего баденского князя, Елизавете Алексеевне, он не обращал внимания на жену весьма характерным для правящих особ способом, меняя, словно перчатки, высокорожденных дам, актрис и бедных мещанок. Точно так же поступал и Наполеон. Об этой придворной эпохе, в которую проституция начала замирать в результате динамичной конкуренции "приличных дам", которым их "приличие" стало надоедать^[8], писал спец – Джакомо Казанова: "В наши счастливые времена вовсе не нужны продажные девки, когда встречаешь столько уступчивости у приличных женщин". В особенности, уступчивости в отношении особ правящих – вот вам миленькая иллюстрация из светского альбома эпохи: как-то ночью герцогиня д'Абрантес, приятельница все еще ревнующей Наполеона императрицы Жозефины, совершила тайный обход придворных фрейлин. На всех ночных столиках лежала книжка о знаменитой любовнице Людовика XIV, мадам де Лавальер.

Оба великих участника великой партии в покер взамен за свои эротические фантазии дождались рогов еще перед тем, как вступить на трон, разве что Наполеон – против своей воли. Он чуть не развелся с Жозефиной вскоре после свадьбы, когда та изменила ему с кукольным офицериком, Ипполитом Шарлем. Сам Наполеон пребывал тогда по другую сторону Альп, сражаясь с австрийцами в Италии, она же высылала ему жаркие письма, желая побед, прав был Лоуренс Даррел, когда утверждал: "Наилучшие любовные письма женщина всегда пишет мужчине, которому изменяет".

С Александром все было с точностью до наоборот – рогами он обзавелся по собственному приказу. По уши влюбленный в необыкновенно умелой в искусстве Амура госпоже Нарышкиной (польке, в девичестве княжне Четверинской), он сунул супругу в кровать своего сердечного приятеля, поляка для равновесия, князя Адама Чарторыйского-Чарторыского. Все это рафинированное извращение нашло свое выражение в направленном Чарторыйскому письме, в котором будущий царь в цветистом стиле уступил другу права на Елизавету Алексеевну. Чарторыйский был настолько хорошо воспитанным и осторожным, чтобы "не понять" намерений Александра.

- Ваше Высочество, чего, собственно, вы желаете? – задал он вопрос.

Ответ прозвучал весьма однозначный:

- Ты обязан нравиться ей и стать ее любовником.

Тот и стал, и 18 мая 1799 года на свет появилась девочка, Мария Александровна, похожесть которой на Чарторыйского била в глаза. Царь Павел, узнав об этом, пережил приступ ярости и приказал отправить поляка в ускоренном порядке в Сибирь, но после уговоров со стороны графа Растопчина сменил место ссылки на Сардинию. В соответствии с приказом, из России Чарторыйский вылетел в двадцать четыре часа.

Принципиальная разница между "plaisirs d'amour" Наполеона и Александра заключалась в том, что если первый терпеть не мог какого-либо вмешательства женщин в вопросы политики, и даже Валевская^[9] в польском вопросе ему ничего не навязала, то второй частенько поддавался уговорам своих фавориток, причем Нарышкина играла здесь партию первой, весьма