Между трёх огней [Андрей Белозеров] (fb2) читать постранично, страница - 2

горошек и пакет сахара в каждые руки!..» - передавали истые прихожане соседям. Осажденные люди в период огневого затишья спешили к месту раздачи. «Карданов вернул из плена двадцать наших солдат в обмен на семерых молдавских военных волонтеров…» - шептались в заставленных мешками с песком окопах ополченцы перед очередным артобстрелом. «Карданов рассчитывает лично вести переговоры с президентом Молдовы…» - дивились между собой, дымя едкими самокрутками, приезжие казаки.

    Отец Герман весь военный год бился за каждого мирянина, но против политических установлений. В Бендерах бок о бок жили враждующие: в домах и на этажах, да и в семьях, бывало, разделялись и бились каждый за свою идею. Узнав, что склонивший перед ним голову человек пришел с баррикады, не важно, с какой стороны, он отказывал ему в причастии Святых Христовых Тайн - до сложения им с себя военных обязательств. «Иди немедля к брату, против кого замыслил казнь, вались в ноги, моли прощения! - увещевал святой отец. - Потому как проклят вовеки тот, кто прольет кровь брата своего…»

    Отец Герман был ярым противником человека с ружьем, вернее, с автоматом Калашникова. Бендеры - пороховая бочка конфликта. Здесь сошлись представители всех противоборствующих сил: имперцы, унионисты, сепаратисты, националисты; и российско-украинские казаки, и молдавские национал-патриоты, и приднестровские активисты…

    Но отец Герман службу вершил в согласии с источником светлым и незамутненным, что вложил в душу человека при сотворении Бог. Хотя в соседнем пределе собора иной его сослуживец и благословлял враждующих. Церковь-то одна. Бывало, стоят в очередь к покладистому попу молдавский полицейский и приднестровский гвардеец (или казачок какой залетный крестом осеняется наотмашь), глазами сверкают друг на друга, ненавистью исходя втихомолку, и… приклоняют колено перед священником, получая благословение на дела добрые - Отчизну защищать. А выйдя из храма, наставят друг на друга стволы вороные, стремясь поскорее исполнить свой долг… И накануне войны бывало так, и во время нее, и много после… Отец Герман призывал отстаивать Родину, не разделяясь между собой по политическим мотивам, требовал сложить оружие. И только к комбату подходил священник с мерой иной. Они были однокашниками. Слава Мудренко (ставший впоследствии отцом Германом) и Юрка Карданов были такими друзьями-товарищами - не разлей вода.

    …С торца лицея на Карданова глядел портрет кандидата, был он на нем такой весь приглаженный, в очках. И чуть было не споткнулся майор - будто и не было двух долгих десятилетий! - разделивших его и этого, с картинки… «Говорить только ПРАВДУ!» - обещал будущий народный избранник. Такой уверенный в себе, холенный. Но Карданов знавал его и другим…

    Тут майор услышал за спиной голос с хрипотцой - знакомый голос. Оглянулся - Литвиненко! Его давний учитель по обществоведению, не изменившийся с тех давних пор ни в осанке властной, ни в темпераменте, ни даже в лице. Рядом с ним - двое молодых людей, похоже, молодые лицейские педагоги.

    Литвиненко их наставлял:

    - Голосуйте, ребята, за старого президента. Коней на переправе не меняют! Всех этих кандидатов не счесть, а Приднестровье у нас одно. Мы его кровью выстрадали в великой борьбе…

    «Конечно, выстрадали, - горько усмехнулся майор. - Намутили, подыгрывая политикам. Извратили программу истории в школах, в вузах… Лишь бы разделить народ по обе стороны Днестра… А все эти митинги стачки, предшествующие развалу? Интеллигенция и втемяшивала в сознание масс спускаемые ей верховными правителями лозунги. Учителя, артисты, писатели, художники… Разве не от них исходили самые злобные призывы, удобные местной власти! Разве не они раздули искру раздора - самопровозглашения, неизбежно ведущего в тупик! Теперь вот и голосовать призывают за старого волка…»

    Чтобы не встретиться с Литвиненко, который мог его узнать, Карданов отошел в сторону, за вяз. Еще раз глянул на огромный плакат с претендентом. Спросил себя: «А этот чем лучше?» Горлопаны, экономно улыбающиеся мальчики под пятьдесят, почуявшие, что власть не под силу нынешнему-то: проворовался он со своей ушлой семейкой, да и здоровьем не блещет, и прихвостни-предатели со всех сторон; не говоря уж о поникшем международном авторитете, который все время с момента самопровозглашения Приднестровского государства держался исключительно российским авторитетом. Вот и выплыли эти… Карданов ведь сразу узнал человека на плакате, хорошо помнил встречу с ним, хоть и минуло столько лет.

    Это был седьмой день войны. Карданов прибыл поутру, после очередной ночной огневой свистопляски, в свою ставку-штаб для координации действий с ополченцами и казаками. Это было помпезное старинной здание на одной из центральных улиц, окруженное по периметру асфальтом, вспоротым окопами и баррикадами. Тут-то и попались