Зять [Борис Петрович Екимов] (fb2) читать постранично, страница - 4

абманат… Он в тюрьме сидел, — согласно кивала бабка.

— А Володю жалеет и Раису не обижает.

— Мне пряников привез из станицы, — похвалилась бабка. — Сладкие.

Вот и поговори с ней. А поговорить было надо. Мартиновна ночь не спала, пытаясь понять то богатство, что рухнуло на ее баз. Сколько там… в этих миллионах. В гаманке ли, в кармане не уместить. Грезились они каким-то курганом. Всю ночь этот курган виделся. До сна ли?..

Утром Мартиновна к Раисе приступила всерьез.

— Моя доча, — начала она ласково, — об жизни надо загад делать. Это нам с бабкой дорога короткая — на кладбище. А тебе еще на веку, как на долгом волоку, всего придется перевидать. А время — надежи нет. И люди не зря про черный день копеечку сбивают.

— Ты об деньгах? — поняла ее Раиса.

— Об них, — призналась Мартиновна, — об вас с Володей мое сердце кровит. Такая страсть — миллионы. А он их — в распыл.

— Ой, мама… — вздохнула Раиса. — Я ему говорила. А он: нужны в дело. Трактор, машина, пекарня… — повторяла Костины слова.

— Набрешет — конем не перепрянешь, — в сердцах оборвала ее Мартиновна. — А ты вослед за ним едешь, ночная пристежка. Повадили его… Хозяин… Я тебе всегда учила: для каждого дружка держи камень за пазушкой. И для сердечного тоже. Сколь дурили тебя… Ныне он — милый, а завтра — постылый. Кинет — и осталась с дитем на руках. А он парень клеваный, крым и рым прошел.

Раиса слушала мать не переча. Эти пятьдесят ли, семьдесят миллионов и у нее на сердце лежали. Сколько разговоров вокруг… Но первым про деньги Костя сказал, когда лишь начали пшеницу сдавать. Она испугалась, стала говорить про лихих людей, про сберкнижку. Костя посмеялся, потом сказал: «Шубу тебе, если хочешь, купим. Тряпки нужны — скажи. А в остальное не лезь. Тут моей голове болеть». Она поверила, вздохнув облегченно. Мужик — он хозяин.

И теперь верила Косте, привыкнув к нему. Но материнскую боль понимала. А чем ей ответить? Лишь вздохами да слезами. Такой был характер, далекий от материнского.

— Телушка… — в сердцах обругала ее Мартиновна. — Тебя лишь почухай — и хоть на бойню веди.

Она махнула рукой на дочь и на старую мать, понимая, что, как и прежде, надеяться надо на себя.

Идти нужно было к Лельке, к бригадировой жене. Та — грамотная и при власти; брат ее Плешка и вовсе в конторе с младых ногтей. А жили всегда рядом. Правда, когда Челядины из колхоза ушли, меж соседскими дворами словно сквозняком потянуло. Не ругались, не ссорились, а чуялся холодок.

Теперь нужно было идти. Хочешь не хочешь, а больше некуда.

Мартиновна подгадала ко времени. Бригадирова жена Лелька сидела на солнышке, на крылечке, пуховый платок вязала.

— Я к тебе, Леля, с бедой, — открылась Мартиновна сразу.

— Деньги?.. — поняла ее Лелька. — Миллионы?

— Они…

— Не отдает?

— И слухать не хочет. Не забивай, мол, голову. Туды да сюды. Трактор купить. Да еще за границу надо, какую-то турунду везти. Вроде пекарню…

Ростом невеликая и телом худая, Лелька мудрой была, даром что баба.

— Заграница? — спросила она шепотом и потянула Мартиновну в дом, подалее от чужих глаз и ушей. — Вот оно и открылось! — объявила она. — Все так делают. За границу — и хвост в хворост. Чтоб наша милиция не поймала. А ихнюю подкупит. По телевизору каждый день объявляют. Ты либо не глядишь?

— Лишь кино, «Марию».

— А надо все глядеть! — Глаза Лельки загорелись желтым огнем. — Всякий день про это гутарят. Украл денежку — и на побег, в Америку, на ихние курорты. Там раздолье ворам. Ты сама пойми: зачем ему, с миллионами, возле вас галтаться? Чего он забыл здесь? Там он во дворце будет жить. Шалашовки найдутся — не нашим чета. Потому и намылился, к сладкой жизни. Об вас не думает. А если бы по-умному…

— Вот я и говорю, — пожаловалась Мартиновна, — положи деньги на книжку. На Раису, на Володю. Вырастет дите — копеечка есть.

— Правильно раскладаешь, — одобрила Лелька. — Шутка ли, семьдесят миллионов. Завтра чего случись… А ты их по щелям распихай. На дитя положи. У дитя да у старика власти не отымут. Домик на станции купи. Там — газ. Там тепло. Об угле да дровах голова не боли. Там хлеб и молоко в магазин кажденно возят. Горя не знают люди, живут. А он увеется, все подгребет… Вы останетесь яко наг, яко благ. Семьдесят миллионов… Такая страсть…

Это была и вправду страсть. Что Мартиновна?.. Даже у премудрой Лельки все в голове мешалось, когда думала она об этих деньгах.

Добрые люди век отработали. Чапурин в бригадирах ни дня ни ночи не знает, весь хутор на нем. А денежки огреб «затюремщик», какой голым-босым лишь вчера на хуторе объявился.

— Ты — в своем праве! — убеждала Лелька. — Земля твоя, материна, Раисина а он ей завладал. И техника твоя, на тебе все записано, ему бы и не дали ничего, он у нас без году неделя. Ты в своем праве. Я ныне же братушке позвоню. Прищемит он затюремщику хвост. Лишь ты не молчи. А то привыкли слезы точить. Счастья не