Модернизация Японии: ускорение тела [Александр Николаевич Мещеряков] (fb2) читать постранично, страница - 3

американского коммодора Перри, прибывшие в Японию в 1853 году, имели своей целью уговорить (или заставить) японцев открыть свою страну для торговли, обещая при этом неисчислимые выгоды. Не сговариваясь, послы подарили японцам по действующей крупногабаритной модели паровоза — символу прельстительного «прогресса», суть которого заключена в быстром движении. Западные державы хотели направить Японию по той же самой колее. Но на первых порах сделать этого не удалось — на паровозиках покатались и благополучно про них позабыли за ненадобностью. Такая же судьба постигла и подаренный японцам телеграфный аппарат.

Однако европейцам удалось сделать другое — они все-таки заставили Японию открыть свои порты для иноземных кораблей и торговли. Главным аргументом выступили корабельные пушки — самурайские мечи были бессильны против них. Особенно усердствовали американцы. В страну хлынул поток западной культуры. И теперь прежний чертеж мира, на котором Япония представала в виде головы, оказался негодным. Пока Япония вела автаркическое существование, идеал неподвижности прекрасно работал на укрепление внутреннего социального мира — в течение двух с половиной веков Япония не знала усобиц и мятежей. Однако теперь стало ясно: столкновение неподвижной Японии с динамичным Западом грозит превращением страны в колонию. Осознание того, что сёгунат Токугава не может обеспечить защиту страны от ее порабощения, приводит к его упразднению в 1868 году. Раньше считалось, что долговременное отсутствие контактов с внешним миром избавило Японию от многих бедствий — международных конфликтов, войн, революций, эпидемий. Теперь же стали полагать, что изоляция Японии привела к ее «отсталости» и полной неконкурентоспособности во всех областях. Западные наблюдатели открыто смеялись над японским солдатом, который был попросту не в состоянии таскать на себе тяжелую амуницию солдата европейского.

В правительственных документах подчеркивалась необходимость отказа от прежних форм «пассивного» поведения. Утверждалось, что все прежние развлечения японцев имели интерьерный и пассивный характер (просмотр театральных представлений, игра в шашки и другие настольные игры, питье чая — во время чайной церемонии или же сакэ в — кабаке), а это является проявлением нездорового образа жизни. Именно этой «дурной привычкой» объяснялось обыкновение японцев устраивать крошечные и предназначенные исключительно для пассивного любования садики возле своего дома — привычка, которая на государственном уровне закреплялась законами, запрещавшими в период Токугава всякое общение с внешним миром^[3]. Подвергался осмеянию даже укорененный в веках обычай купания («отмокания») в горячих источниках, который характеризовался как пассивное, то есть бессмысленное времяпрепровождение, которое к тому же завершается неумеренным винопитием.

Видный писатель Дадзай Осаму (1909–1948) наглядно демонстрировал пассивность традиционных японцев на таком примере. Представим себе, говорил он, что река отделяет влюбленных друг от друга. Что делает европеец? Решительно сбрасывает одежду и переплывает реку. А японцы будут по-прежнему пребывать на разных берегах и предаваться ламентациям^[4].

Стоит напомнить, что одним из самых распространенных сюжетов классической японской литературы (сам сюжет имеет китайское происхождение) был рассказ о Волопасе и Ткачихе (звездах Вега и Альтаир), разделенных рекой (Млечным Путем). Они имеют возможность встретиться только один раз в году, когда звезды подходят друг к другу, а все остальное время обмениваются душераздирающими любовными стихами…

С воцарением императора Мэйдзи (1867) начались широкомасштабные преобразования («модернизация», или «вестернизация», страны). Самыми широкими массами овладевает мысль: для того чтобы защитить независимость, следует догнать Запад и придать всему строю жизни Японии и японцев максимальный динамизм. Японцы с завистью смотрели на европейцев и уподобляли себя хромому, который увидел здорового человека и захотел научиться ходить по-настоящему; они сравнивали себя с пешеходом, который впервые увидел всадника и захотел научиться передвигаться таким же ловким и быстрым образом.

Хотя японцы испытывали сильнейший комплекс неполноценности, господствовавшие в обществе настроения нельзя охарактеризовать как тотальное уныние. Представители элиты все-таки полагали, что страна в состоянии догнать Запад. На вооружение было взято учение социального дарвинизма в версии Герберта Спенсера. Вслед за ним японцы стали считать, что «прогресс» обеспечивается сначала соревнованием между отдельными людьми, потом — между группами людей, а в настоящее время — конкуренцией между народами. И что по этой шкале, где сосуществуют «первобытные», «дикие» и «цивилизованные» народы, возможно перемещение