Голубая глубина [Ольга Рэйн] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

— А чье это все? — спросил я, наблюдая, как по горке с визгом проносится девочка в полосатых носках. — Мы-то гости, а чья детская?

— Наша, — сказала Аня. — И твоя тоже. Для всей семьи. Дед Егор специально все сделал, чтобы весело было. Он детей любит…

Я поверить не мог, что мама с папой меня до сих пор не привозили в это восхитительное место. Я уже обожал деда Егора и хотел приезжать к нему в гости хоть каждый день, особенно в бассейн.

— Ну давай, чего стоишь? — Аня подбодрила меня тычком в спину. — Спорим, обгоню?

Я быстро осмелел. Я карабкался, скатывался, прятался, наперегонки бегал с другими смеющимися, взмыленными детьми — когда прятки закончились и всех нашли, их оказалось почти два десятка. Мой ровесник Мишка показал мне, как залезть на платформу под самым потолком, и там поделился со мной шоколадкой. Мы сидели, болтали ногами. В окне, далеко внизу, виднелась полная машин парковка и край пруда, где на воде качались два лебедя. Под нами кузены постарше строили крепость из матов.


И вдруг все остановились, затихли. В дверях детской стоял крепкий мужчина в сером костюме. Мне сверху была видна его густая темная шевелюра, плечи и ярко-красный галстук.

Поднялся гвалт, дети бросились к человеку, обнимали его, цеплялись за руки.

— Дед Егор! — крикнула Аня.

— Дедушка! — гомонили все.

— Давай спускаться, — сказал Мишка, заталкивая в рот остатки шоколадки, — поздороваться надо.

— Может, не надо?

Я бы отсиделся.

— Надо, — сказал Мишка, подтянул поближе канат и ловко по нему съехал.

— Здравствуй, дед Егор! — уже говорил он, а я все сидел как заколдованный. И тут дед Егор поднял голову и посмотрел прямо на меня, будто все это время знал, что я наверху.

— Ну, что же ты, Кирюша? — спросил он негромко, но голос, казалось, заполнил всю огромную комнату. — Спускайся, знакомиться будем. С остальными-то мы хорошо знакомы, да?

— Да! Хорошо! С детства! — звучали голоса, пока я неловко слезал вниз. В паре метров от пола нога сорвалась, и я повис на руках, понимая, что не удержусь и сейчас грохнусь. Двинувшись вперед с необыкновенной скоростью, дед Егор поймал меня, на секунду прижал к жесткой холодной груди и поставил на пол. От него пахло одеколоном, а под ним — солью и морем. Глаза у деда Егора были голубые, и мне вдруг стало страшно от его взгляда. Будто под тоненькой поверхностью, как под ледком на луже, плескалась стылая вода — темная, глубокая.

— Поймал, — сказал дед Егор. На вид он был лишь чуть старше папы. — Вот ты, значит, какой, Кирилл Ермолаев! Ну, что мне скажешь?

В коридоре я увидел толпу взрослых — многие улыбались, а впереди стояла моя мама и смотрела на меня умоляюще.

— Спасибо, — сказал я. — Спасибо… дедушка.

— Говорят, ты много читаешь и стихи наизусть учишь, — сказал дед Егор. — Молодец, значит, память хорошая. Ну-ка прочитай мне что-нибудь.

— Я не знаю что, — пробормотал я.

— Ну, посмотри на меня и первое, что в голову придет, прочитай.

Мама из коридора показывала мне какие-то знаки — складывала руки домиком, округляла пальцы. Я посмотрел в светлые безжалостные глаза человека передо мною.

«А акула-каракула правым глазом подмигнула, — услышал я свой голос. — И хохочет, и хохочет, будто кто ее щекочет…»

Взрослые в коридоре замерли, переглядываясь, моя мама уронила руки, оперлась на стенку.

— Вот как, — сказал дед Егор. Подмигнул мне правым глазом и расхохотался. Все облегченно подхватили его смех.

2. МАМА

— Мам, а что ты мне подсказывала? — спросил я в машине, когда мы возвращались домой сквозь густеющие сумерки. Папа облегченно насвистывал, будто испытание осталось позади, а мама так и не повеселела. Сказала, что ее тошнит, и села со мною на заднее сиденье.

— Показывала «из-за леса, из-за гор ехал дедушка Егор». Мог бы потешку прочитать.

— А он что рассказал? — поинтересовался папа.

— Про акулу-каракулу, — сказала мама.

Машина вильнула, папа вцепился в руль и на секунду обернулся на нас, будто проверял, не делись ли мы куда-нибудь.

— И что?

— И ничего, — ответила мама ровно. — Видишь же — домой едем. Если будешь за дорогой следить и ногу с газа снимешь, может и доедем.

Папа отвернулся. Я видел в зеркале его испуганные глаза. Я понял, что сделал что-то плохое, и заплакал. Старался не подавать вида, но тут же стал давиться соплями и всхлипами, отстегнул ремень, бросился к маме.

— Я не понимаю! — рыдал я.

Мама гладила меня по голове и молчала.

Книжку я забыл в детской.


Через полгода у меня родилась сестра. Папа сказал, что я могу предложить, как мы ее назовем. Я выбрал Ассоль, Сехмет или Нику — богиню победы, последнее имя мне казалось самым скучным, но папа оживился.

— Ника — отличное имя! Машенька, тебе нравится?

Мама лежала, вытянувшись на кровати, и безразлично смотрела в окно. Рыжее солнце горело в московском