2medicus: Лучше вспомни, как почти вся Европа с 1939 по 1945 была товарищем по оружию для германского вермахта: шла в Ваффен СС, устраивала холокост, пекла снаряды для Третьего рейха. А с 1933 по 39 и позже англосаксонские корпорации вкладывали в индустрию Третьего рейха, "Форд" и "Дженерал Моторс" ставили там свои заводы. А 17 сентября 1939, когда советские войска вошли в Зап.Белоруссию и Зап.Украину (которые, между прочим, были ранее захвачены Польшей
подробнее ...
в 1920), польское правительство уже сбежало из страны. И что, по мнению комментатора, эти земли надо было вручить Третьему Рейху? Товарищи по оружию были вермахт и польские войска в 1938, когда вместе делили Чехословакию
cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
раздражения в голосе. — Сейчас кефира принесу.
Кефир не оказал того чудодейственного влияния, какое ему приписывают и Валентин провалялся на диване до обеда. Единственная мысль, которая все это время не давала ему покоя, была о диване. Диван казался грубым, сердитым ворчуном, обиженным и потому ощетинившимся на него. Валентин не заметил, как начал говорить с диваном, просить его стать чуть помягче, но диван, как нарочно немилосердно всаживал ему в бока свои напряженные пружины.
Во время обеда Лена поинтересовалась:
— Ну, как спалось?
— Мерзко!
— Пить надо меньше.
— Да при чем тут пить? Диван омерзительный.
— Ну вот, люди нам диван подарили, а ему видишь ли он не нравится. Дареному коню в рот не заглядывают. Ну скажи ты мне на милость, чем тебе диван не угодил?!
— Сердитый он, — пробормотал Валентин.
Лена уронила вилку, смотрела на мужа ошарашено, потом во взгляде появилось беспокойство:
— Валь, может приляжешь, а?
— Спасибо, уже належался. И что ты на меня так смотришь?
— Ну…
— Может ты думаешь, что я уже допился до чертей? Так нет!
— Да ну! — не удержалась Лена. — А чего тогда у тебя с диваном?
— И вовсе не у меня. Не веришь — иди и посмотри.
— И посмотрю!
— И посмотри!
— Ну ладно!
Разъяренная Лена подскочила с табурета и побежала в комнату, Валентин поплелся за ней.
В комнате Лена долго смотрела на диван. Старенький, с обгрызенными собачьими зубами углами и непонятно-зеленой обивкой.
— Ну и чем он тебе не нравится?
— Не нравится и все! Драный и сердитый, — упрямо повторил Валентин.
Ему почему-то вспомнилось детство. Он с приятелем рылся у этого приятеля в ящике с игрушками и все время натыкался на мягкую обезьяну. У обезьяны была вырвана пуговица глаза и из «глазницы» торчал кусок ваты. Маленького Валю это зрелище приводило в ужас. Вата из драных углов дивана торчала точно так же.
Лена тяжело вздохнула, взяла иголку с ниткой и принялась за работу. В результате ее усилий вата, или чем там был набит этот диван, исчезла а на месте дыр появились косые уродливые шрамы. Диван от этого менее сердитым не стал, но Валентин побоялся упоминать об этом вслух, а то вдруг и вправду за сумасшедшего примут.
— Так тебя устроит? — отдуваясь спросила Лена.
— Вполне, — отозвался Валентин, хотя диван ему по-прежнему не нравился.
— Ну вот и славно. Ты бы помог мне с вещами разобраться, а то валяешься целый день, а работы непочатый край.
2
Валентин стоял на кухне у раскрытого окна, смотрел вниз и курил. Внизу суетились маленькие люди, по периметру крохотного дворика стояли спичечные коробки машин. На разломанной, за десять лет, детской площадке бегали совсем уж малюсенькие ребячьи фигурки. Валентин затянулся, пустил в окно струю дыма. Десять лет здесь живет, а все удивляется, что с высоты семнадцати этажей мир кажется маленьким, съеживается в десятки раз. Валентин затянулся в последний раз, затушил окурок и швырнул его в окно. Бычок уменьшался на глазах до тех пор, пока не превратился в точку исчезнувшую в гуще кустов. Вот это полет! Как быстро и как долго! Чем бы еще швырнуть?
Валентин подумал, что у человека забравшегося высоко наверх неминуемо появляется желание плюнуть вниз. Он высунулся из окна, воровато огляделся и плюнул. Еще один полет. Интересно, хотя занятие достойно дебилов. Кажется чем-то подобным занимался слуга господина Д'Артаньяна у Дюма.
— Валя! — голос жены оторвал от маразматического занятия. — Принеси мне пожалуйста ножницы.
Валентин нехотя закрыл окно и потопал в комнату. В абсолютно пустой некогда комнате, помимо дивана теперь стояла небольшая стенка, пара кресел и журнальный столик. На стене, над столиком висела картина. Эта картина была единственной в комнате вещью, которая не вызывала у Валентина негативных эмоций. Как это раньше делал диван, так теперь вся комната пугала Валентина. Он не любил сюда заходить, а если и заходил, спешил поскорее уйти.
Валентин залез в ящик стенки, начал копаться в его содержимом, но ножниц не нашел, как не старался.
— Ты ящик перепутал, милый, — заметил женский непоседливый голосок.
— Спасибо, — поблагодарил Валентин и полез в соседний ящик.
— Валя! С кем ты там разговариваешь? И где ножницы?
Валентин замер, потом резко отшатнулся от ящика. Только теперь до него дошло, что первый раз прозвучал не Ленин голос.
Валентин обернулся, но в комнате никого не было. Показалось, послышалось.
— Ни с кем, — закричал он жене. — сам с собой.
— Значит я никто? — непоседливый женский голосок звучал теперь обиженно. — Фи, какой ты противный, милый.
Валентин подпрыгнул на месте, обернулся — никого. Повернулся к стенке, потом снова резко обернулся — снова никого. Черт, совсем нервы расшатал.
— Дьявол! — пробурчал он себе под нос.
— Не ругайся, милый, — в голосе все больше сквозила обида.
Валентин завертелся на месте, внутри сидел страх, сердце
Последние комментарии
3 часов 3 минут назад
3 часов 21 минут назад
3 часов 30 минут назад
3 часов 31 минут назад
3 часов 34 минут назад
3 часов 52 минут назад