Розница [Павел Александрович Мейлахс] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

свиненок не только не ушел в школу, а нагло дрых, переплюнув меня в безответственности и наплевательстве. Несколько раз я позвал его. Он не откликался. Подойдя к его кровати, чтобы потрясти его, я вдруг обнаружил, что никакого брата там нет, кровать заправлена, и на ней лежит его школьная сумка. Я взял сумку в руки и некоторое время тупо вертел ее в руках, разглядывая. Тут была какая-то странная цепочка: опоздание в школу, брат, школьная сумка. Брата не было, неизвестно, ушел ли он в школу, но сумку тем не менее я верчу в руках именно школьную. Как некий намек… Или насмешку? Или призыв? Я ничего не мог понять. Додумавшись, что я, похоже, никогда и не пойму, я решил поехать в школу сам — сделать то единственное, в чем я был безоговорочно уверен.

Выйдя из подъезда, я отправился, как и решил, в школу, но тут вспомнил, что давно не видел друга Валеру. Точно, давно Валерку не видел! И я пошел к нему. Я бодро шел к Валере, и единственное, что меня раздражало — нет, скорее, утомляло, — так это то, что везде, по всей земле, с чего-то была натянута ржавая, толстая проволока, причем натянута достаточно высоко: переступать через нее приходилось, задирая колени чуть ли не до подбородка. Я добросовестно через нее переступал, со стороны напоминая, вероятно, цаплю. О прохожих я не думал.

Я уже был на полпути к Валере, как вдруг опять вспомнил о школе. Тщательно подумав, я пришел к выводу, что школа на данный момент предпочтительнее. Причем безусловно предпочтительнее. Никогда до этого я не рассуждал столь логично и безукоризненно. Усмехнувшись по поводу своей легкой забывчивости, я повернулся и пошел на автобусную остановку. Кстати, и проволоки больше не было.

В автобус я вошел со спокойным и открытым лицом человека, который в очередной раз выполняет свой долг, ставший несколько рутинным, но от того не потерявший своей высокой значимости. Две девицы, увидев меня, почему-то сразу захихикали. Меня это слегка удивило, но я был совершенно не в настроении входить в резоны первого встречного; улыбнувшись им тонкой улыбкой человека, которого на мякине не проведешь, я стал смотреть в окно.

Дорога прошла абсолютно нормально. Правда, за время пути произошло несколько небольших курьезов: меня неотступно преследовало ощущение, что мужик, стоящий рядом со мной, не кто иной, как мой друг Липа. Несколько раз я пытался дружески заговорить с ним, и, только уже произнеся что-нибудь вроде: «Послушай, как ты думаешь?» или «Кстати, ты не помнишь?», я убеждался, что это вовсе не Липа. В конце концов мужик, дико глянув на меня, перешел в другой конец автобуса.

Не скрою, меня слегка удивляла некая странность всего происходящего с того самого момента, когда я, одетый, проснулся в родительской комнате. Но тем не менее мне не приходило в голову вглядеться в эту странность попристальнее.

На подходе к школе меня ожидал еще один сюрприз. Я был довольно далеко от нее, когда завидел нашу уборщицу Ефросинью Яковлевну (Фроську), возящуюся у входной двери. Какие-то недобрые предчувствия овладели мной. Уж не хочет ли она?.. Уж не хочет ли она закрыть школу? Тем временем Фроська заметила меня. Похоже, недобрые предчувствия вызывал у нее как раз я. Но ничего, она пошла спокойно от школы и от меня, приближающегося, хотя и сбавившего шаг. Вдруг она остановилась. Я тоже остановился. Она стала махать на меня рукой, как на кошку или на голубя: кыш, мол! Я был уязвлен. Что значит «кыш»?! Я у своей родной школы, в конце концов, а моя школа такая же моя крепость, как и мой дом. Презрев ее дурацкие отгоняющие жесты, я твердой походкой направился к двери.

С решимостью я рванул дверь на себя, но она была заперта. Я еще подергал, но мне не привиделось, не почудилось. В полном замешательстве я стоял у входа. Растерянно оглянулся и увидел Фроську, остановившуюся в отдалении и наблюдающую за моими действиями. Впрочем, наблюдала она недолго, повернулась да пошла восвояси, что я только приветствовал.

Но как же быть мне? Дверь закрыта, это несомненно. Я попытался понять причину. Не может быть, что за такой, в общем-то, невинный проступок меня отлучили от школы. Может, я и преувеличиваю его невинность, может, я заслуживаю наказания гораздо более сурового, но все-таки не до такой же степени. Я долго, напряженно размышлял и пришел к выводу, что школа пока не исторгла меня из себя, и теперь уже мое дело как прилежного, или, по крайней мере, лояльного ученика найти способ туда попасть.

Самым простым способом было: без лишней суеты влезть в боковое окно на первом этаже. Единственная трудность: кто-то должен отворить его изнутри.

Я пошел к окну, встал на невысокий уступ на стене и вгляделся в недвижную темноту вестибюля. Но эта недвижность оказалась обманчивой, — я обнаружил это, вглядевшись повнимательнее: по вестибюлю расхаживали ученики самых разных классов; все вперились в тетради и что-то учили, повторяли, зубрили на ходу. Учеников было очень много, это была целая тесная толпа, зубрящая и прохаживающаяся взад-вперед. Чувствовалось,