Советский век [Моше Левин] (fb2) читать постранично, страница - 4

только пожать плечами.

Зачем нужны такого рода расчеты?

И кому они необходимы?

Нагромождение этих цифр и другое арифметическое жонглерство было тяжким бременем для специалистов (особенно в то время, когда архивы были закрыты). Однако сейчас мы можем спокойно исследовать, что на самом деле представляли собой Сталин и сталинизм. Следует констатировать, что мрачных явлений, которым мы должны ужаснуться и которые должны осудить, было достаточно. Но в то же время мы не можем уклоняться от необходимости воссоздать драму, которая, ввиду приближающейся неизбежной смерти вождя, предназначалась, быть может, для другого исторического эпизода.

Для разных периодов истории характерна разная политика террора. Это необходимо иметь в виду. В противном случае мы столкнемся с проблемой злоупотребления историей, чему имеется множество примеров. В их числе - тенденция увековечивать «сталинизм», волюнтаристски расширяя его границы. Задним числом приписывая начало сталинизма к 1917 году, продлевают его «агонию» до времени распада СССР.

Здесь следует вспомнить Historikerstreit - дебаты «историков», которые велись немецкими историками-консерваторами. Теми, что пытались оправдать представителей ненацистких немецких правых сил, помогших Адольфу Гитлеру прийти к власти, до некоторой степени реабилитируя его личность и его адский замысел. Рассчитывая на одобрение Запада, поддерживающего холодную войну, они обратились за помощью к достаточно предсказуемой стратегеме. Безумие Гитлера может быть оправдано безумием Сталина, который, по их мнению, создал прецеденты, вдохновлявшие фюрера. В частности, модель холокоста была образована Гитлером якобы по образу и подобию коллективизации - демарша против так называемых кулаков. По мнению историков-консерваторов, гитлеровская агрессия, хотя и проявлялась по отношению к другим странам, была по сути превентивной оборонительной войной против агрессии, которую Сталин намечал развязать против Германии.

Это антикоммунистическое индоктринальное описание холодной войны позволило Западу совершить идеологический маневр. К счастью, нашлось достаточно людей, осудивших такие простые объяснения, продолжая исследовать динамику развития советской системы.

Мы вовсе не преследуем цель предложить другую историю СССР.

В книге даны общие представления о системе новых исследовательских подходов.

Первая часть посвящена периоду сталинизма, его специфическим характеристикам и некоторым сопряженным с ними сомнениям.

Вторая часть книги описывает постсталинский период (от Хрущева до Андропова), иную модель советского строя, которая на определенное время привнесла в систему новые силы, прежде чем сменилась эпохой «застоя».

В третьей части мы обсуждаем советскую эпоху в целом. Пытаемся беспристрастно взглянуть на систему и ее исторический путь. Такой ракурс - «с высоты птичьего полета» - позволяет увидеть характерные черты этого пути, а также исторические основания для взлета системы и ее последующего падения. В обоих случаях взлет и падение имели мировой резонанс, оба события были в равной степени неожиданны и непредсказуемы. Стоит подчеркнуть, что при всей сложности и богатстве исторического процесса (несмотря на то, что многие его проявления вызывают ужас) очень важно составить представление о специфике измерения и оценки этой эпохи, в том числе для того, чтобы иметь возможность осмыслить Россию после Горбачева.

Философ В. М. Межуев, сотрудник Института философии Российской академии наук, занимающийся исследованием политических течений, очень точно высказался по поводу вышеозначенных проблем во время конференции в Москве в 1999 г.: «Спросите себя сами, что из прошлого вам дорого, что должно быть продолжено, оставлено, что поможет вам встретить будущее... Если в прошлом не содержится ничего позитивного, тогда нет и будущего, и остается только «забыться и заснуть». Будущее без прошлого не является исторической судьбой России. Те, кто хотят стереть историю XX века, века больших катастроф, должны также попрощаться и с великой Россией»^[0-2].

К этому суждению мы еще вернемся. Сейчас следует подчеркнуть существенную деталь: любая попытка объективной оценки истории и ее описания - дело тяжелое, поэтому крайне желательно, чтобы она (оценка) производилась беспристрастно и без эмоций. Когда автор заявляет, что готов предложить вниманию читателя то или иное исследование, ему необходимо сделать оговорку: даже самые искренние благие намерения не гарантируют успеха. На этом пути всех нас подстерегают ловушки: выбор определенных источников информации, уровень профессионализма, личные склонности и дарования автора, а также бесконечно сложная вязь исторических реалий, многочисленных, подвижных, неоднозначных, сопротивляющихся выстраиванию в понятную схему.

Но другого пути нет. Если историки не станут совершать новые и новые попытки,