Собрание сочинений - Том 5 [Сергей Александрович Нилус] (fb2) читать постранично, страница - 5

Большинство братий наших умело только молча страдать и молча плакать в незримой міру тишине своей уединенной к Богу молитвы.

И вскоре, в дни плача нашего и нашей великой скорби, даровал нам Господь нового великого заступника и ходатая, преподобного отца нашего Серафима Саровского.

И в великие Саровские, Серафимовы дни, когда казалось, что само небо спустилось на землю и лики Ангельские с ликами певцов земли «среди лета пели Пасху», воспевая хвалу Богу, дивному во святых Своих: в те дни для верного и чуткого сердца православного русского человека благоволил Господь воочию явить тайну величия и мощи России, заключенную в единении Божьего Помазанника — Царя с его народом, в общении веры, любви и молитвы к Богу и новоявленному Преподобному, великому ходатаю пред Богом за Православную землю Русскую.

Бог говорил в Сарове с народом Своим, новозаветным Израилем, с Россией, последней на земле хранительницей Православной Христовой веры и Самодержавия как земного отображения Вседержительства во вселенной Самого Триѵпостаснаго Бога.

И через самого Преподобного говорил России Господь слово Свое о том же, о том, как нужно ей хранить и оберегать во всякой чистоте и святыне великую ту тайну, которою крепка была Россия от смутных своих дней даже до сего дня.

Напомним России слово это устами самого Преподобного. Не поможет ли напоминание это Русским людям оглянуться на себя и опомниться, пока еще не поздно, пока не услыхали еще они грозных слов Божиих:

«Се, оставляется вам дом ваш пуст!»⁸

Вот что в ночь с 26-го на 27 Октября 1844-го года в Саровской пустыни было записано симбирским совестным судьей, Николаем Александровичем Мотовиловым, близким человеком и сотаинником преподобного Серафима:

«... А в доказательство истинной ревности по Бозе приводил батюшка Серафим святого пророка Илию и Гедеона и, по целым часам распространяясь о них своею Боговдохновеннейшею беседою, каждое суждение свое о них заключал применением к жизни собственно нашей и указанием на то, какие мы и в каких наиболее обстоятельствах жизни можем из житий их извлекать душеспасительные наставления. Часто поминал мне о святом царе, пророке и Богоотце Давиде и тогда приходил в необыкновенный духовный восторг. Надобно было видеть его в эти неземные минуты! Лицо его, одушевленное благодатию Святаго Духа, сияло тогда подобно солнцу, и я, — поистине говорю, — глядя на него, чувствовал лом в глазах, как бы при взгляде на солнце. Невольно приводил я себе на память лицо Моисея, только что сшедшего с Синая. Душа моя, умиротворяясь, приходила в такую тишину, исполняясь такою великою радостью, что сердце мое готово было вместить в себя не только весь род человеческий, но и всё творение Божие, преизливаяся ко всем Божественною любовию...⁹

— Так-то, ваше Боголюбие, так, — говаривал Батюшка, скача от радости (кто помнит еще сего святого Старца, тот скажет, что и он его иногда видывал как бы скачущим от радости), — «избрах Давида, раба Моего, мужа по сердцу Моему, иже исполнит вся хотения Моя...»

Разъясняя же, как надобно служить Царю и сколько дорожить его жизнью, он приводил в пример Авессу, военачальника Давида.

— Однажды он, — так говорил батюшка Серафим, — для утоления жажды Давидовой прокрался в виду неприятельского стана к источнику и добыл воды и, несмотря на тучу стрел из неприятельского стана, пущенных в него, возвратился к нему ни в чем невредимым, неся воду в шлеме, сохранен будучи от тучи стрел, только за усердие свое к Царю. Когда же что приказывал Давид, то Авесса ответствовал: «Только повели, о Царю, и все будет исполнено по-твоему». Когда же Царь изъявлял желание сам участвовать в каком-либо кровопролитном деле для ободрения своих воинов, то Авесса умолял его о сохранении своего здравия и, останавливая его от участия в сече, говорил: «Нас много у тебя, а ты, Государь, у нас один. Если бы и всех нас побили, то лишь бы ты был жив, — Израиль цел и непобедим. Если же тебя не будет, что будет тогда с Израилем...?»

Батюшка отец Серафим пространно любил объясняться о сем, хваля усердие и ревность верноподанных к Царю, и, желая явственнее истолковать, сколько сии две добродетели христианские угодны Богу, говаривал:

— После Православия они суть первый долг наш русский и главное основание истинного христианского благочестия.

Часто от Давида он переводил разговор к нашему великому Государю Императору¹⁰ и по целым часам беседовал со мною о нем и о Царстве Русском; жалел о зломыслящих противу Всеавгустейшей особы его. Явственно говоря мне о том, что они хотят сделать, он приводил меня в ужас; а рассказывая о казни, уготовляемой им от Господа, и удостоверяя меня в словах своих, прибавлял:

— Будет это непременно: Господь, видя нераскаянную злобу сердец их, попустит их начинаниям на малое время, но болезнь их обратится на главу их, и на верх их снидет неправда пагубных замыслов