Вино и мандрагора (СИ) [Niole] (fb2) читать постранично, страница - 3

звезды утопали в бесконечной синеве небес, а вместе с ними ввысь рвались и ярко-красные искры от костра. Дита почувствовала, как подбородок сам собой начал дергаться, нижняя губа скривилась, а из глаз хлынули слезы. Только в книгах бабы плачут, изящно уткнувшись в ладошки и вытирая редкие слезки. В жизни они ревут, воют дурниной, размазывая по красной роже потоки соленой воды вместе со слюной и иногда соплями. Дита так и ревела — с душой и придыханием, завывая не хуже раненого зверя, и ревела бы еще дольше, если бы до нее, наконец, не дошло, что искр без костра не бывает, а костра не бывает без людей.

Костер нашелся в неглубокой ложбинке, где он весело трещал, согревая окруживших его людей. Зареванная, грязная Дита, прихрамывая, принялась спускаться к людям, позабыв на радостях все слова на чешском, которые знала:

— Доброй ночи! — пролепетала она по-польски, стараясь стереть с лица и стряхнуть с одежды грязь. — Здравствуйте! Я попала в неприятности… Мне бы позвонить…

Люди, судя по всему, мужчины, уставились на женщину так, словно впервые видели существо женского пола. Дита, решив, что они ее не услышали, или недопоняли из-за того, что она обратилась к ним на польском, подошла поближе, оказавшись в круге света, отбрасываемого костром. Подошла и тут же пожалела… Это действительно оказались мужчины, человек шесть-семь, но какие! Бородатые, неопрятные, ряженые в какие-то многослойные лохмотья — эти личности таращились на Диту из-под нахмуренных бровей, и таращились как-то недобро. «Бездомные», — с ужасом подумала женщина, живо представляя себе нерадостные перспективы общения с такой толпой оборванных мужиков. Еще и нетрезвых, судя по стойкому винному духу, витавшему вокруг, и странного вида бурдюку, из которого отхлебнул один из отбросов общества.

— Ты кто такая? — резко спросил один из мужиков — чернобородый и широкоплечий. Одет он был почти нормально: в светлую свободную сорочку, заправленную в темные штаны, вот только на ногах у мужчины были громадные сапоги с раструбами, и это насторожило Диту.

А еще женщину напрягло то, что говорил странный тип не на чешском, а на польском. Да, с каким-то странным акцентом, но тем не менее. Это слегка приободрило ее, и, рассудив, что вежливость — пожалуй, лучшее, что она может себе позволить в этой ситуации, Дита попыталась улыбнуться:

— Вы простите, что я так вот влезла в ваш разговор, еще и в таком виде, но мне нужна помощь…

— Оно-то видно, что нужна, — мужик в сапогах встал, взял у одного из своих товарищей бурдюк и подойдя к Дите протянул его ей. — Ты хлебни, девка, а то на ногах едва стоишь.

Женщина дрожащими руками взяла бурдюк и осторожно понюхала его содержимое: запах оказался неутешительным.

— Простите, — она вернула странную емкость удивленному мужику, — но я не пью крепких напитков…

— Да разве ж оно крепкое? — подал голос еще один бродяга — седой, с морщинистым лицом и одним глазом, судя по грязной повязке, наискось пересекающей его физиономию. — Так, баловство, а не пойло. Не боись девка, это токма для сугреву годится. Пей, а то вона как ноги трусятся. И чего это ты в одном исподнем бегаешь? Чего, хахель обидел?

— А и правда, — чернобородый сделал шаг назад и окинул Диту оценивающим взглядом, — чего это ты так одета, будто прямиком из койки выпрыгнула?

Женщина недоуменно посмотрела на мужиков: слышать подобное относительно ее внешнего вида от тех, кто сам вырядился в тряпье, которому впору в музее пылиться было, по меньшей мере, странно. Она еще раз отряхнула свою тунику, которая еще вечером была приятного бледно-желтого цвета, посмотрела на запыленные джинсы и решив, что с ней-то все в порядке, осторожно обратилась к чернобородому:

— А что не так с моей одеждой? Вы поймите, у меня случилась неприятность и я осталась здесь без телефона и документов, но если вы поможете мне выйти к ближайшему населенному пункту и назовете свои имена, то мой жених несомненно наградит вас…

— Слышь, а не старовата ты для женитьбы-то? — насмешливо поинтересовался кто-то из присутствующих.

Дита оскорбленно уставилась туда, откуда донесся голос. Задать провокационный вопрос мог или лысый здоровяк, ряженый в кожаный жилет на голое тело, или молодой рыжеволосый парень, одетый в невообразимую хламиду. И тот, и тот недобро улыбались, рассматривая женщину.

— Чего это старовата? — ляпнула Дита, и тут же мысленно прокляла себя за несдержанность. Да, в прошлом году она с размахом отметила собственное тридцатилетие, но все уверяли ее, что это не приговор, а только новая стадия жизни, даже более интересная.

— Ну ты это… — рыжеволосый ткнул грязным пальцем куда-то в область головы женщины. — Ты седая вся…

Дита настороженно коснулась собственных волос и тут до нее дошло.

— Ой, нет, — весело