Товарищ Богдан [Борис Маркович Раевский] (fb2) читать постранично, страница - 2
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (21) »
2. Старый друг
В екатеринославском жандармском управлении ротмистр Кременецкий, польский дворянин с холеным, красивым лицом, шутливо воскликнул: — А, снова свиделись! Понравилось на царских хлебах жить?! Потом вдруг совсем другим, хриплым голосом остервенело заорал: — Теперь ты, сволочь, от меня не отвертишься! В Сибирь закатаю! Агитируй там волков да медведей! Бабушкина поместили в общую камеру, где сидело восемнадцать политических. И вот радость: среди узников Иван Васильевич увидел огромного плотного мужчину с могучими плечами и широкой — веером — бородой. Хотя глаза арестанта были скрыты темными стеклами очков, Бабушкин сразу узнал его: — Василий Андреевич! Да, это был Шелгунов, его старый друг еще по Питеру, участник ленинского кружка. Они обнялись, расцеловались. — Что у тебя с глазами? — тревожно спросил Бабушкин, подсев на нары к Шелгунову и глядя на темные стекла его очков. — Плохо, Ваня, — ответил тот. — Слепну… — А врачи?.. — Врачи говорят — лечиться надо. Долго, систематически: год, а может, и два. В больницах, на курортах. Ну, а как подпольщику лечиться? — Шелгунов усмехнулся. — Из тюрьмы да в ссылку, из ссылки — в тюрьму… В тюрьме, правда, тоже строгий режим, питание по часам — три раза в день, и спать рано укладывают, а все-таки тюрьма и курорт маленько отличаются друг от друга! Заметив, что Бабушкин погрустнел, Шелгунов хлопнул его по колену и бодро сказал: — А в общем, унывать не стоит! Вот грянет революция — потом полечимся![1] Бабушкин и Шелгунов наперебой расспрашивали друг друга о партийных делах, о товарищах по Питеру, о ссылке. Как давно они не виделись! Подумать только! Почти семь лет. С тех пор как Шелгунова арестовали вместе с Лениным в морозную декабрьскую ночь. Оказалось, Шелгунов пятнадцать месяцев просидел в одиночной камере петербургской «предварилки». Потом был выслан на Север, в Архангельскую губернию. После ссылки в столицу не пустили, стал жить под «гласным надзором» здесь, в Екатеринославе… — В Екатеринославе? — перебил Бабушкин. — А я как раз незадолго до того уехал отсюда!.. — Да, я знаю, — улыбнулся Шелгунов. — Меня тут так и называли: заместитель Трамвайного. …В тюремной камере медленно тянулись день за днем. Друзья подолгу шепотом беседовали. Будто чуяли: скоро придется расстаться. И вправду — вскоре «особо важного государственного преступника» Бабушкина перевели в четвертый полицейский участок.3. Студент
Массивная железная дверь захлопнулась с лязгом, тяжело, как дверь несгораемого шкафа. Бабушкин огляделся. В новой камере он был не один. На нарах сидел худощавый, болезненный на вид юноша с огромной лохматой шевелюрой и свалявшейся бородой. Парень раскачивался из стороны в сторону, и губы его шевелились, словно он шептал какие-то заклинания или бормотал наизусть стихотворения. Рядом валялась синяя студенческая тужурка. На Бабушкина он не обратил никакого внимания, даже не поднял головы. В камере было грязно, пол не подметен, на нарах разбросаны дырявые, скомканные носки, носовые платки, одеяло сползло на пол. Бабушкин, ни слова не говоря, снял пиджак, стал подметать. Лохматый парень по-прежнему сидел на нарах, раскачивался и что-то бормотал. «Молится? — подумал Бабушкин. — Или больной?» Попросил у надзирателя ведро воды, тряпку и стал мыть щербатый каменный пол. Студент поднял взлохмаченную голову, несколько минут удивленно наблюдал за Бабушкиным. Ехидно спросил: — Выслужиться хотите? Заработать благодарность от начальника тюрьмы? Иван Васильевич пропустил мимо ушей злую иронию студента. — Жить надо по-человечески! Всегда и везде, — спокойно ответил он, продолжая мыть пол. Два дня заключенные почти не говорили друг с другом. Бабушкин недоверчиво приглядывался к лохматому студенту. Не шпик ли, нарочно подсунутый охранкой к нему в камеру? Хотя… Такого чудного вряд ли станут подсаживать. — Кто вы? — однажды спросил Бабушкин студента. — За что сидите? — Исай Горовиц, — студент шутливо щелкнул каблуками. — Задержан за участие в манифестации. — Горовиц? — недоверчиво переспросил Бабушкин. — А у вас сестры нет? — Как же! Есть! Она сама недавно из тюрьмы. — А как ее зовут? —- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (21) »
Последние комментарии
42 минут 57 секунд назад
56 минут 57 секунд назад
2 часов 4 минут назад
13 часов 22 минут назад
13 часов 40 минут назад
14 часов 4 минут назад