Честь семьи Прицци [Ричард Кондон] (fb2) читать постранично, страница - 3

копию старых «Садов Палермо». Все были потрясены, особенно старики, которым казалось, что они вернулись в свою молодость. Эффект был настолько силен, что пожилые дамы не могли сдержать слез.

— Нет, вы только посмотрите! — воскликнул глава семьи Бокка. — И как им это удалось?

Над головами гостей тянулись ленты из гофрированной бумаги: красные, белые, синие с одной стороны центральной люстры и красные, белые и зеленые — с другой. Под потолком толкались воздушные шары, прыгая в теплом воздухе. Поняв, что торжественное венчание перетекло в вечеринку, люди оживились, подобрели и некоторые стали даже обниматься. В воздухе было столько любви, что ее пена забурлила и в сердце Чарли, точно в пивной кружке, которую поторопились наполнить. На длинных столах вдоль стен высились горы бутербродов. Еврейские официанты из сети закусочных, частично принадлежащей Прицци, щедро разливали пиво. Идея купить акции этой еврейской сети принадлежала Эду Прицци, потому что он ценил копченую говядину, но ее всюду готовили неправильно. Затем Прицци занялись пекарским делом, потому что нигде не умели печь ржаной хлеб с хрустящей корочкой, и незаметно закусочные «Палермо Мэйвен», а заодно и еврейские официанты стали работать по лицензии Прицци.

Официанты-сицилийцы наполняли кувшины вином из бузины, которое стояло в большой бочке. На столах были девять видов салата, горы фарфалле, пирамиды холодного мяса, холмы сальсичча и насыпи сдобной выпечки — среди четырнадцати разновидности сицилийских свечей и мороженого. «Боже, — с восхищением подумал Чарли. — Даже музыка была что надо». Рояль, аккордеон, кларнет, контрабас исполняли рок-версию «Джовинеццы». На стене над сценой помещались большие тонированные фотографии в одинаковых тяжелых золоченых рамах — Артуро Тосканини, папа Пий XII, Энрико Карузо и Ричард Никсон.

Большинство мужчин постарше, как положено на свадьбу, надели смокинги, женщины — черные платья, но молодежь разоделась кто во что горазд. Чарли был в смокинге. Пусть три часа дня и лето, но на свадьбе у Прицци необходимо соблюдать приличия.

Восьмидесятитрехлетняя сестра дона Коррадо сидела у двери в черном платье и плакала от счастья. Вот это по правилам. Входящие гости бросали конверты или просто деньги для невесты в черный мешок у ее ног. Набралось уже не менее шестидесяти тысяч долларов, или шестидесяти кусков. Обычай именовать тысячу долларов куском возник в Лас-Вегасе, сбивая с толку туристов, и затем распространился повсеместно, что неудивительно для страны, где полным-полно денег.

Из церкви Чарли примчался в полицейской машине, желая опередить всех. За это он выдал сержанту ваучер на шесть охлажденных телячьих бифштексов от мясной компании Прицци. Войдя в зал, он остановился неподалеку от дверей и стал ждать.

Она появилась минут двадцать спустя — наверное, заходила в туалет. Она была вместе с Мэйроуз Прицци — сестрой невесты. Чарли пробрался сквозь толпу и нарочно встал прямо у них на пути. Какое лицо! Не сказать, что итальянское, но очень красивое. Алые пухлые губы и кожа необыкновенной белизны. Чарли сделал вид, что толпой его несет им навстречу.

Мэйроуз была замечательная, хотя и невезучая. Типичная итальянка — огромные печальные глаза, красивое худое лицо в обрамлении пышной прически, длинные пальцы. Ростом она была почти с Чарли. Будучи из тех женщин, что пекутся о приличиях, оплошала она единственный раз в жизни.

— Эй, Чарли! — окликнула его Мэйроуз. — Какая встреча! Познакомься — это моя подруга, Айрин Уокер. А это Чарли Партанна.

Она явно ждала, пока Чарли заговорит первым, собираясь поддержать его тему. Что ж, умно. Поразительная смекалка для красавицы с (вероятно?) роскошным телом. Он заметил, как изменился ее взгляд, обращенный на него. Так, наверное, изменился в лице Писарро, впервые увидав перуанское золото. Это было выражение, свидетельствующее о некоем историческом открытии.

Словом, таких женщин он еще не встречал.

Мэйроуз отошла и скрылась в толпе.

— Что вы будете пить? — спросил Чарли.

— Может быть, бокал вина за жениха и невесту, — ответила она.

Ее голос напоминал дым в сосуде — он просто выплыл у нее изо рта, и Чарли показалось, что воздух окрасился в матовый цвет флорентийского золота с розовой подсветкой от бенгальских огней, как в День независимости четвертого июля. Он взглянул ей в глаза — и его точно током пронзило. Вот это да! Ресницы точно бахрома на абажуре, какие вязала мать, когда он был маленьким. Среди белоснежной эмали белков раскрываются карие — цвета кленового сиропа — цветы, словно лотосы в пруду. А внутри светятся оранжевые блестки, будто из мандариновой цедры, и плавают крохотные золотые рыбки. С чувством, что жизнь его изменилась навсегда, Чарли боялся даже представить, что будет, когда он увидит все остальное. Он был сражен наповал.

— Можно я отвезу вас домой? Ну… когда все закончится.

Она остановила официанта, несущего поднос с бокалами шампанского. Чарли