На Красном камне [Владимир Германович Тан-Богораз] (fb2) читать постранично, страница - 2

цивилизованном мире, но мысли наши незаметно для нас самих направлялись к "городу", собственно говоря, к маленькому глухому полярному городишку с полусотней полуразрушенных избушек и четырьмя стами вечно голодных обитателей, который однако для всего огромного округа имел значение urbs, единственного и незаменимого центра. Для нас там было место, где жила вся наша колония, и сосредоточивались общественные учреждения и даже общественное мнение в том числе. Вокруг "Павловского дома", большой избы, служившей нам складом, столовой и местом для митингов, жило в маленьких избушках около пятидесяти человек пришельцев. В период зимнего бездействия в передней половине Павловского дома существовал перманентный клуб, и всегда можно было найти группу людей для того, чтобы затеять спор о каком угодно предмете божеском или человеческом.

Правда, клуб занимался преимущественно распространением "полезных сведений", а попросту говоря сплетен полушуточного, но иногда довольно обидного характера, а общественное мнение слишком внимательно присматривалось к каждому ничтожному поступку обывателей или пришельцев. Так что в мае, когда ледяная печать внезапно спадала с полярной природы, половина обитателей колонии немедленно хваталась за возможность убежать от жалких остатков цивилизации в настоящую пустыню.

Но теперь, после двухмесячного отсутствия, мы ясно чувствовали всю крепость связи, соединявшей нас с общим центром и напряжённо ожидали приезда очередной лодки, которая должна была захватить нашу рыбу и поднять её вверх по течению на собственных плечах при помощи лямок и долгой бечевы.

-- В городе? -- переспросил Хрептовский, поднимаясь прилаживать чайник над костром. -- Голодают, должно быть!..

В городе всегда голодали летом и зимой. Сколько бы ни было привезено пищи, молодые желудки быстро справлялись с ней, и через неделю уже приходилось переходить на суровый режим неумолимого старосты, в глазах которого каждая лишняя четверть маленького ржаного хлебца установленной формы, составлявшая наш завтрак, приобретала совершенно мистическое значение. Клуб "полезных сведений" иначе назывался артелью "жиганов" и действительно занимался взаимным разжиганием аппетитов. У нас на неводе царствовало обилие и полная сытость, но, попадая в город, мы немедленно превращались в жиганов, и я даже предводительствовал знаменитой артелью. Описывать все подвиги её было бы слишком утомительно. Мы, напр., таскали у старосты так называемое "утопленное сало", вытопленное из жира коров, утонувших в пропадинских болотах, которое он скупал специально для литья свеч. Даже свечи из этого сала выходили прескверные, какие-то полужидкие, с трупным запахом; кроме того, в виде самозащиты, староста примешивал в сало разную химическую дрянь, но мы этим нисколько не смущались и не отказывались даже от готовых сальных свечей, которые растапливали на сковородке и превращали в жир. На этом жиру мы поджаривали лепёшки из полугнилых комьев муки, выброшенных за негодностью даже нашим экономом, раздробив их предварительно большим кузнечным молотом на артельной наковальне. Я не знаю, почему нам ни разу не пришло в голову попробовать деревянные опилки, которые, конечно, оказались бы нисколько не хуже.

В виде завтрака, как сказано, нам выдавалась четверть маленького хлебца, и многие съедали свою порцию заранее и мало-помалу уходили на несколько месяцев вперёд, попадая в неоплатный долг к старосте. Такие нераскаянные должники вели себя как Катилина и постоянно возбуждали смуту в надежде добиться амнистии или по крайней мере частичной скидки своего долга...

-- Вот рыба!.. -- сказал Барский, широким жестом указывая вокруг себя и имея ввиду наши рыбные ямы. -- Пусть едут!..

Хрептовский продолжал возиться у костра, прилаживая пару расщепов, т. е. рожнов с поперечными палочками, где были укреплены жирные распластанные рыбы.

Он был очень деятелен и обыкновенно исполнял три четверти мелких работ у невода и в хозяйстве. К сожалению, он был податлив на всякую мелкую хворость и между прочим чрезвычайно плохо выносил укушение комаров, которые преследовали нас тучами как настоящий бич Божий. Есть люди, которых комары почти совсем не трогают; пахнут ли они неприятно, или кожа у них такая твёрдая, трудно сказать, но они могут щеголять без сетки в такое время, когда даже дикие олени выбиваются из сил и издыхают от истощения в непосильной борьбе с "гнусом". Хрептовский, напротив, принадлежал к комариным любимцам и подвергался непрерывным нападениям, не хуже дикого оленя. Его нежная белая кожа покрывалась волдырями, похожими на ветряную оспу, и он не мог спастись ни в избе, ни в палатке и почти ежедневно доходил до особенной комариной лихорадки. Эта лихорадка мало известна в науке, но мне приходилось испытывать нечто подобное самому в одной из сибирских кутузок, где я два дня выдерживал атаку целого полчища клопов, тысячами покрывавших стены и нары. К комарам, к счастью, я был довольно равнодушен,