Змея подколодная [Галина Евдокимова] (fb2) читать постранично, страница - 2

class="book">Вдруг влажный песок под ногами вздыбился и опал. Расступилась земля, открывая вход в подземный мир, где сон и смерть.

Нагайя заглянула за край.

Дно двигалось, меняло цвет, искрилось. Снизу доносились странные звуки, будто кто-то по камню иголками царапает.

Нагайя почуяла что-то ещё – чужое недовольство, изумление…

Медленно выходил Змей из оцепенения. Поднял голову, содрогнулся от языка до кончика хвоста, и, струясь радужным ручьем, пополз наружу. Выбрался на поверхность и потёк по влажному песку к озеру.

Приняв его, вода забурлила. Пил Змей и никак не мог напиться.

А напившись, поднялся на хвост возле камня. Не взглянув на окровавленную жертву, остановил огненный взгляд на Нагайе.

Цепенея от страха, следила она, как тянется к ней по песку длинная чёрная тень. Это змей, легко скользнув вниз, подполз к ней, обвил ноги мягким сыромятным ремнём.

И грянули невидимые бубны – будто кто-то плакал, стонал и смеялся. А когда могучие звуки замерли, по небу рассыпался сноп молний.

Радостно хохотала Нагайя, стоя босыми ногами на холодном камне:

– Гай! Гай! Всю соль выкачаю из крови твоей, и станет она водой. Погибнет в тебе сердце. Сам придешь ко мне, бездушный, бессердечный, с водой вместо крови, и станешь рабом моим, коль не захотел быть суженым!

…Семь дней и семь ночей не смыкала она глаз. Сидела в самом тёмном углу дома, прислушиваясь к судорожным вздрагиваниям внутри. Ждала, когда сможет напиться. Ждала, хоть и опасалась, что не выдержит долго, умрёт от страха и неизвестности. Никогда прежде она не испытывала такой жажды. Словно глотать разучилась.

А под самым сердцем что-то теснилось, свёртывалось, сжималось.

Через неделю жажда отпустила, и пришло безразличие – к холоду, зною, боли.

Тёмные настоявшиеся воды заповедного озера силой своей, с которой и не поспоришь, прибили её к неведомому древнему причалу.

Как жила она раньше! Полола свой огородик, таскала воду для полива, доила корову…

Незаметно отдалялась она от всего, превращаясь в кого-то другого, кто проникает вглубь земли, не испытывая печали за тех, кто остался на поверхности.

2.

Это был странный день. С самого утра каждая мелочь волновала и трогала Марка. Он безуспешно пытался отыскать в памяти частицу исчезнувшей прекрасной действительности. Он старался разобраться в своём отношении к Натке, которую всё ещё любил. Нет, не хотел он бежать от судьбы, какой бы она ни была! Но обдумав всё той долгой ночью, принял решение.

И всё-таки, зачем он приехал сюда, в этот забытый богом городишко, где никто уже не помнил его, не узнавал?

Марк остановился, оглянулся. Городок тихо поднимался по склону холма: шоссе с редкими огоньками машин, крыши маленьких, словно игрушечных домиков, прихотливые линии изгородей, над рекой храм с золотым куполом и четырьмя белыми колоннами, дорога, мощёная тёмным булыжником, кладбище за невысокой каменной стеной.

Он подошёл к ограде и долго смотрел на могилы, гоня прочь тяжкие воспоминания. Теперь он всего лишь призрак, потому что перестал быть прежним Марком. Здесь, у чужих могил стояло, в сущности, только его тело, потому что душа осталась там, на другом кладбище, возле свежевыкрашенного серебрянкой креста.

Неужели это и есть всё, что он заслужил? Одинокий дом, каменистая тропинка вдоль кладбища и тишина под низким пасмурным небом.

Он прошёл по шаткой доске, перекинутой через овраг, и вскоре оказался на берегу узенькой речушки. Долго брёл вдоль кромки. Может, час, может, больше. Иногда останавливался, смотрел на своё отражение в покрытой рябью воде, и думал о том, из чего же всё-таки слеплен человек? Из странной смеси глины, мутной воды и чего-то ещё, совершенно ненужного. Каждый в своих пропорциях.

Берега речушки словно тянуло друг к другу, и она уже походила, скорее, на ручей, убегающий вглубь леса.

Марк подошёл к опушке. Уже смеркалось, и лучше было бы повернуть обратно, но что-то смутно влекло его дальше, возможно, ощущение таинственности, старое, как мир.

Он побрёл по тропе, которая вскоре вывела его к лесному озерцу, поросшему вдоль берега папоротником-орляком. На плоских листьях, пронизанных волокнистыми пучками-сосудами, поблескивала вечерняя роса, и казалось, будто бродит в них дикая кровь древних растений, освоивших эту землю куда раньше человека.

Откуда-то пришло ощущение, что он знает это место. Вот сейчас увидит женщину, стоящую в зарослях... Но легкий порыв ветра всё развеял.

Марк остановился, осматривая берег. Метрах в пятнадцати заметил большой, отливающий голубизной валун. Покрытый проплешинами мха, он почти не выделялся из окружающего ландшафта, но, когда