Любовь и прочие неприятности 2. Дети и родители [Rion Nik Rionrionik] (fb2) читать постранично, страница - 5


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

пробасил наш куратор.

— Спасибо, Томас, можешь быть свободен.

— Это мои кадеты. Я останусь, Артур.

Мне показалось, что нашему куратору, Томасу Йодлю, происходящее не нравилось, и, судя по брошенному недовольному взгляду, не нравился и сидящий в ректорском кабинете человек. Йодля мы уважали, но побаивались, считали его немного жестким. Говорили, что он воевал, будучи космодесантником, но был серьезно ранен и не мог вернуться на службу; в результате оказался наставником у кадетов колледжа. Так что с ним мы чувствовали себя защищенными. Безопасник, а это был именно он, тот самый человек в форме с маминой записи, в свою очередь обратил на нас внимание:

— Твою мать! — воскликнул он, повернулся к ректору. — Вы что, все ослепли? Ладно, тот, — он кивнул в сторону Макса, затем бесцеремонно ткнул пальцем в мою сторону, — но этот — на одно лицо! Вы обязаны были сообщить...

— Перестаньте, мистер Джонсон, — прервал его нахмурившийся ректор, — это всего лишь дети, они не совершили ничего предосудительного, учатся не хуже и не лучше других, я не обязан извещать Безопасность о каждом рядовом кадете, даже если он на кого-то похож.

— Обязаны, мистер Мейсон, обязаны, вы все получали в свое время ориентировку на самого разыскиваемого террориста, должны были среагировать, — эсбэшник забарабанил пальцами по столу, покачал головой, — если бы вы раньше... да что уж теперь...

Я, кажется, понял, о чем он. Им было досадно, что они нас проворонили, и суперы успели первыми узнать о нас и договориться. В голове почему-то стали возникать картинки о разных способах препарирования, я внутренне передернулся и порадовался, что нас все это время не трогали.

— Да не так они просты, ваши кадеты. Это в оценках они не блещут, — он насмешливо посмотрел в нашу сторону, — но если учесть количество кружков, секций и проектов, в которых они участвуют... а физподготовка? Что, тяжело было притворяться? — спросил он напрямую.

Я опустил глаза в пол и еле удержался, чтобы не взглянуть на Макса. Да уж, шпионы из нас никакие. Значит, изучали нас все это время. Потом подумал, что теперь без разницы, расправил плечи и прямо посмотрел на Джонсона. Он на это ухмыльнулся, снова обратился к ректору:

— Готовьте документы на перевод. С этого момента вся информация об этих кадетах блокируется, все запросы через Службу безопасности. Да, и отпустите их, пусть собираются.

Мы прибалдели от такого заявления и вопросительно посмотрели на наставника. На наш невысказанный вопрос ответил ректор:

— Вы летите к матери, потом год поживете на одной базе. Согласие вашей родительницы уже получено. Подробности узнаете потом. Идите.

Нас отправили в кампус. Последнее, что мы услышали перед тем, как дверь закрылась, это слова нашего куратора:

— Артур, оформи меня сопровождающим...

Отойдя немного по коридору, мы остановились.

— Бли-и-ин, — потянул Макс, — я перепугался, если честно.

— Мне тоже не по себе. Но с другой стороны... — я приблизился к брату, изобразил загадочный вид, тонким голоском выдал: — Давай спросим у того дяденьки, он, наверное, знает про нашего папу.

— Ах, ты! Я был маленький, и ты тоже со мной убежал!

Возмущенный Макс попытался ткнуть меня в печень, потом прямым в корпус, затем достать коленом. Я, смеясь, отбивался. Воспитывать его и воспитывать, до сих пор ведется на подначки.

— Так. Почему вы еще здесь?

Мы подскочили и виновато опустили головы под грозным взором Йодля.

— Устроили тут! Вылет через два часа.

Мы потрясенно уставились друг на друга:

— Два часа?!

— Так мало?!

Даже попрощаться ни с кем не успеем. Йодль как будто прочитал наши мысли:

— Никаких прощаний. По дороге отправите короткие сообщения. А теперь живо в кампус! Бегом!

Что поделать, мы побежали.

* * *

В кабинете сидели трое. Один из них вид имел отстраненный, создавалось впечатление, что ему все равно, о чем пойдет разговор. Двое других проявляли гораздо больше эмоций.

— Первый раз чувствую себя таким кретином. Всего-то хотели выяснить, что к чему, и закрыть вопрос. Закрыли, называется. Что скажешь, Док?

— Что скажу, что скажу, а ничего не скажу. Данных мало. Маккой умница, но он действовал наобум, больше полагаясь на свое чутье, ему не от чего было отталкиваться. Чудо, что он вообще смог вытянуть до конца всю беременность. Поэтому от меня никакой конкретики, не исключено, что мы столкнулись с генетической аномалией.

— Ты сам-то в это веришь?

— В том-то и дело, что не верю. Нас подвела наша самоуверенность. Столько лет потеряно! Кто бы мог подумать, что зародыш выживет, да не один! Эх, ну что тебе стоило утянуть девчонку с собой, — обратился он к до сих пор молчащему третьему участнику разговора, но, напоровшись на убийственный взгляд, махнул рукой, — ладно-ладно, глупость сказал.

— Что по детям?

— Тоже ничего конкретного. Если бы я не знал от кого они, — Док искоса взглянул на продолжавшего молчать Хана, — то мог бы принять за обычных землян с примесью вулканской крови, например. Маккой проводил некоторые тесты, но