Forgive me (СИ) [нежная] (fb2) читать постранично, страница - 5

девушка, нажимая на кнопку в виде черного паука, и обтягивающий костюм остается висеть на ней мешком. Прямо в таком виде она проходит в гостиную. — Всё прошло гладко. Я в порядке. Все живы, если тебе интересно, — выдает она через паузу.

Последнее замечание явно было лишним.

Впервые Тони никак не отозвался на ее проделанную работу. Он необычайно молчалив, и Петра знает, в чем причина. Она подходит к креслу, в котором сидит отец: весь сгорбленный, лицо закрыто ладонями, а спина от ее легкого прикосновения напряглась.

— Ты сердишься? Пожалуйста, не ругайся, — Петра садится перед отцом и утыкается лбом в его сведенные колени. — Я наговорила всякого, но так надо было. Забудем? Не злись. Я этого не вынесу. Не отказывайся от меня, только не заканчивай всё так — не отправляй к тете. Не прогоняй, умоляю. Позволь остаться. Ты не только спас меня тем вечером много лет назад, но и помог определиться с целью в жизни, наделил ее смыслом. Я хотела стать героем, как ты. Слышишь? Ты сотворил Человека-паука, сделал Мстителем. Всё, что есть у меня, — твоя заслуга. Я не могу потерять всё это. Не могу потерять тебя. Просто…

Тони резко хватает дочь за подмышки, как маленького ребенка, и сажает себе на колени. Заготовленная речь превратилась в пустой звук в тот самый момент, когда Петра целая и невредимая переступила порог дома. Ее жизнь — его смысл. Злость прошла, рассеялась, как осенний туман. Она прячет свое лицо на его груди, скрывая постыдное желание. Оба чувствуют, как воздух раскаляется и напряжение нарастает до предела. В любую секунду один сорвется, послав к черту все мыслимые и немыслимые правила с проклятыми законами.

Руки поглаживают ее по длинным спутанным волосам. Петра трется об него носом и хватается цепкими пальчиками за майку. Если бы это был ее последний день на Земле, она бы провела его с самым близким и родным человеком. Тони собирает волосы дочери и убирает на другую сторону, открывая шею. С готовностью она подставляет ее ласкам. Веки закрываются от ощущения мягких губ на чувствительной коже.

Ему больно не меньше, чем ей.

Пальцы подцепляют костюм и спускают его с плеч. Теплые ладони скользят по голой спине: прикосновения по-отцовски заботливые, но вместе с тем настойчивые, словно только об этом Тони мог думать всё время. В надежных объятиях Петра чувствует себя крошечной, кажется, она могла бы целиком уместиться на его руках.

Он приподнимает ее лицо двумя пальцами за подбородок, заставляя посмотреть в глаза; увидеть в отражении тех самых демонов, что копошатся в ее уродуемой душе. Взгляд сталкивается с глазами цвета корицы — в их глубине таится тьма. Она всегда была, просто не проявлялась настолько сильно. Радужки темнеют, сливаясь со зрачками. Она видит, демоны уже там.

Первым не выдерживает именно тот, кто должен был оставаться стойким, несмотря ни на что. Тони тянется к губам Петры и от удивления издает стон, когда дочь буквально набрасывается на него, с силой надавливая на затылок. Сдержанность и терпение — не их конек.

— Костюм, — сиплым голосом указывает Тони на мешающее ему препятствие.

— Что? Да, секунду, — торопливо отвечает она и слезает с его колен, чтобы быстро избавиться от одежды. Под костюмом Человека-паука не оказалось даже нижнего белья. — Я хочу сама это сделать, — робко просит Петра, останавливая Тони от снятия майки, — и полностью обнаженная она обратно садится на него верхом.

— Подними.

Тони молча подчиняется. Торопливыми движениями девушка избавляет отца от майки, отправляя ее на пол рядом с костюмом Человека-паука. Петра не медлит ни секунды, отдаваясь безумию, что охватило их обоих с головой: пока не проснулся голос разума, пока не заиграли остатки недобитой совести.

Ноготки до розовых полос царапают напряженный торс. Усиленные тренировки помогают Старку в своем возрасте сохранить отличную спортивную форму. Порой Петра сожалеет и откровенно завидует, что не родилась мальчиком. Она наклоняется и обхватывает зубами сосок, что вызывает у Тони дрожь во всём теле. Со вторым соском девушка играется пальцами, легонько царапая.

Чем ниже она опускается, тем крепче впиваются ногти, пока не наталкиваются на пояса брюк. Тони испускает полувздох-полустон.

— Тебе больно?

— Нет.

Но так не должно быть, — мысленно твердит он себе, как проклятый, что они не отец и дочь. Все три теста должны были быть ошибочными. Родные так не поступают. Установленные границы запрещено переходить. Ничто не должно стать исключением, даже любовь.

Шустро девушка расправляется с пуговицей и молнией на брюках. Кое-как они вдвоем избавляются от оставшейся одежды. До этого момента обнаженным она представляла отца лишь в мечтах, особенно размер достоинства. И без того завышенная самооценка Старка возросла бы до небес,