Сталинград [Василий Семенович Гроссман] (fb2) читать постранично, страница - 3

танки тяжёлыми миномётами. Навсегда запомнится зенитная батарея лейтенанта Скакупа. Потеряв связь с командованием зенитного полка, она больше суток самостоятельно дралась с воздушным и наземным врагом. Её атаковали с воздуха пикировщики, с земли — тяжёлые танки противника. Земля и воздух, пламя и дым, чугунный грохот бомбовых разрывов, вой снарядов и пулемётных очередей смешивались в единый хаос. На батарее были девушки-зенитчицы: прибористки, дальномерщицы-стереоскопистки, разведчицы. Сутки дрались они рядом с товарищамн-артиллеристами. «Подавлены, накрылись», — каждый раз думал командир полка, когда замолкали зенитки. И каждый раз снова слышалась чёткая размеренная пальба зенитных пушек. Сутки длился этот страшный, бой. Лишь на следующий день вечером пришли с батарей четыре человека и раненый командир. Они рассказали, что за всё время боя девушки ни разу не ушли в укрытия, а бывали минуты, когда нельзя было не уйти. Но внезапный прорыв врага к городу был отбит. Положение упрочилось.

Так открылась первая страница эпопеи обороны Сталинграда, страница, написанная огнём н кровью, стойкостью войск, рабочим мужеством и любовью. Оборона Царицына и оборона Сталинграда. Кровопролитные бои снова идут в тех же местах, где красные войска обороняли Царицын. Снова в сводках называются деревни и хутора, известные по обороне Царицына, войска идут мимо поросших травой старых окопов, описанных историками гражданской войны; немало участников обороны красного Царицына, рабочих, партийных работников, рыбаков, крестьян добровольцами идут оборонять красный Сталинград.

Мы приехали в Сталинград вскоре после налёта. Ещё кое-где дымятся пожарища. Приехавший с нами товарищ-сталинградец показывает нам свой сгоревший дом. «Вот здесь была детская, — говорит он, — а здесь стояла моя библиотека, а вон в этом углу, где исковерканные трубы, я работал — тут стоял мой письменный стол». Из-под нагромождения кирпича видны изогнутые остовы детских кроватей. Стены дома ещё теплы, как тело повойника, не успевшего остыть. Ясное беспечное небо смотрит сквозь пригоревшую крышу. Над зданием детской больницы имени Ленина видна скульптура орла, одно крыло орла отбито осколком бомбы, второе простёрто для полёта. Стены и колоннада погибшего Дворца физкультуры покрыты копотью пожара, и на чёрно-бархатном фоне ослепительно выделяются две белых скульптуры нагих юношей. На окнах пустых домов дремлют холёные сибирские кошки, зелёные вазоны дышат свежим воздухом сквозь выбитые стёкла. Мальчики собирают возле памятника Хользунова осколки бомб и зенитных снарядов. В тихий вечерний час печальна розовая красота заката, глядящего через сотни пустых оконных глазниц. Над многими зданиями прибиты мраморные мемориальные доски: «Здесь выступал в 1919 году Сталин». «Здесь помещался штаб обороны Царицына». На центральном сквере стоит каменная колонка с надписью: «Пролетариат красного Царицына борцам за свободу, погибшим в 1919 году от рук Врангелевских палачей».

Сталинград живёт и будет жить. Нельзя сломать воли народа к свободе. Рабочие отряды расчищают улицы. Дымят заводские трубы, а небо покрыто круглыми облачкам зенитных разрывов. Люди сразу привыкли к войне. На паром, переправляющий к городу войска, то и дело налетают неприятельские истребители и бомбардировщики. Рокочут пулемётные очереди, бьют зенитки, а матросы, поглядывая на небо, едят сочные арбузные ломти, мальчишка, свесив с парома ноги, внимательно следит за поплавком своей удочки, пожилая женщина, сидя на скамеечке, вяжет чулок. Каждый день на фронт уходят новые рабочие отрады. Сталинград стал в строй городов-героев, городов-крепостей нашей страны: Тулы, Ленинграда, Москвы. Эти крепости неприступны. Мы входим в подворотню разрушенного дома. Население дома обедает на столах устроенных из досок и ящиков, дети дуют в миски с горячими щами. Один из военных товарищей поднимает с земли полуобгоревшую книгу. «Униженные и оскорблённые»,— читает он вслух, оглядывает сидящих на узлах женщин и вздыхает. Подошедшая школьница, попав ход его мыслей, говорит сердито: «К нам это не относится, мы оскорблённые, но не униженные. Униженные, мы никогда не будем».

Ночью мы ходим по улицам. В небе гудение моторов, бесшумно сталкивается свет наших и немецких прожекторов. Торжественно выглядят прямые улицы, пустынные широкие площади. Позвякивают винтовки патрулей. Рокоча, движутся танки, танкисты внимательно оглядывают улицы. Идёт пехота, тяжело и грузно шагая по асфальту. Лица бойцов сосредоточены и задумчивы. Наутро бой. Бой за Волгу, за Сталинград. Вспоминается весь далёкий путь. Вновь ожившая, торжественная и тихая Ясная Поляна, пчёлы на могиле Толстого, благородный и верный труд крестьянский на широких полях прифронтовой полосы. Красивая Меча при свете луны, старушечьи сказки о пленном немце, сказавшем: «Не возьмём Сталинграда, не удержаться нам тогда в России», грохот артиллерийской