Соколы огня и льда (ЛП) [Карен Мейтленд] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

чувствовала его страх, чувствовала, что маленькое сердечко трепещет как у пойманной птички. Но прислушиваясь к отчаянному стуку, она поняла, что в ее животе бьется не одно сердце, а два. Две маленькие головки толкали ее. Две пары ручек беспорядочно махали от ужаса. Она опустилась на землю, прижимая руки к животу, нежно поглаживая сквозь кожу их крошечные конечности, стараясь успокоить, будто могла схватить и удержать их сердитые кулачки.

— Они знают, — произнес голос позади нее.

Элисабет обернулась, насколько смогла. В тени скалы стояла молодая женщина. Высокая, даже выше Йоханна, и спину держит очень прямо, как березка.

— Клятву, данную жизнью нерождённого ребенка, нельзя нарушить, не заплатив страшную цену. Ты не должна была разрешать ему клясться детьми в твоей утробе. Если так уж нужно было, пусть клялся бы собственной головой, а не невинными жизнями. Твои дочери теперь помечены. Духи соколов вошли в твою утробу. Но я сделаю все, что смогу, чтобы защитить их, если ты доверишь их мне. Элисабет потрясенно смотрела в серые глаза незнакомки, темные, как зимний шторм. Она заметила кое-что еще на этом красивом лице — крошечный выступ под носом, там, где должна быть впадина.

— Уйди от меня, — закричала она, отчаянно пытаясь подняться на ноги. — Я знаю, что вы за люди. Вы само зло, каждый из вашего племени. Вы детоубийцы. Все знают, что бывает с детьми, которых вы крадете у порядочных людей, вроде нас. Не приближайся к моим детям. Я не позволю тебе их забрать, слышишь? Убирайся!

С круглыми от ужаса глазами Элисабет пятилась, пытаясь осенить крестом себя и свой живот, будто этим можно было отпугнуть незнакомку. Однако женщина безучастно наблюдала за ней, словно за чайкой, с криком носящейся по ветру. Спустя какое-то время она вынула из-под шали длинный шнур, сплетенный из белой и красной шерсти, с множеством узелков. Трижды проведя шнур сквозь правую ладонь, она протянула его Элисабет.

— Это поможет облегчить роды и снять часть причиненного зла. Развязывай по одному узлу при каждой схватке.

Элисабет попятилась, спрятав руки за спину, будто боялась, что шнур залетит в них сам собой:

— Мне он не нужен! Не будет его в моем доме! Я не возьму ничего из того, к чему прикасалась ты или твое грязное племя.

Выражение лица незнакомки не изменилось, но она бросила шнур на землю между ними. Белый с алым, он неподвижно лежал между ржавых стеблей травы. Незнакомка подняла руку, и внезапно шнур поднялся и пополз к Элизабет. Она закричала, и он вспыхнул и превратился в дым.

Женщина подняла голову, глаза ее стали острыми и твердыми, как черные камни на огненной горе.

— Помни, ты теперь должна бояться не людей моего племени. Ты прокляла собственных детей, и с каждым днем твой страх будет расти вместе с ними, пока ты и твои люди не станете бояться их больше любого существа на земле. И когда этот день придет, мы будем ждать!

Глава первая

Год 1539 от Р.Х

Королеве Испании однажды приснился сон. В нём к ней с гор слетел белый сокол, а в когтях он держал сияющий шар солнца и ледяную сферу луны. Королева протянула ладонь, сокол бросил солнце и луну в ее руку, и она их подхватила. Сокол уселся на ее руку и раскинул крылья. И тогда белые перья стали отрастать всё длиннее и шире, пока не укрыли королеву словно мантией. Потом королеве приснилось, что вошел предатель, и сокол тут же взмыл вверх, подлетел к нему и стал терзать его плечи. И так были сильны и остры когти сокола, что он отсек тому человеку руки. Хлынул поток крови, королева опустилась на колени и стала пить кровь предателя.

Лиссабон, Португалия

Притравка — когда соколу дают посмотреть на дичь, которую хочет добыть охотник.

Мануэля да Косту сожгли живьем в Лиссабоне унылым зимним утром, на глазах у завывающей толпы. В тот день на костре сожгли только его жалкое и одинокое тело. Он был никчемным бедняком, мало кто стал бы его оплакивать. Но у сотен людей, прячущихся за закрытыми дверьми, имелась устрашающая причина запомнить его смерть. В грядущие годы, наполненные кровью и ужасом, они шептали во тьму, что тем зимним днем, в тот самый час, дьявол восстал из ада во плоти и поселился на земле.

Если бы только Мануэль не поднимал головы и отвел глаза, если бы он молча прошел мимо, то мог бы остаться в живых. И если бы он выжил, кто знает, может, тысячи других, что последовали за ним, тоже могли уцелеть. Но Мануэль не ведал о кошмаре, в чьи сети вот-вот попадёт. Да и откуда ему было знать? И потому, как обычно, февральским утром на рассвете он закрыл дверь комнатенки, которую снимал, и поспешил по узким, извилистым улочкам Лиссабона.

Любой прохожий мог бы с первого взгляда распознать профессию Мануэля — хотя ему было чуть больше двадцати, но его грудь уже округлилась как бочка после многих лет выдувания стекла, а оливковую кожу рук испещрили многочисленные шрамы от ожогов.

Он