Люди, сосны и снег [Евгений Александрович Зиборов] (fb2) читать постранично, страница - 2

Беклемишева опрокинула взрывная волна, а когда он пришёл в себя и посмотрел в сторону артиллеристов, там всё уже было кончено.

Осколки убили и двух солдат Беклемишева. А потом немцы поднялись в атаку, и только сумерки не позволили им определить, что здесь дерётся не батальон, а кучка ожесточившихся людей.

Это они поняли на рассвете, когда ракеты, которыми Беклемишев палил всю ночь, двигаясь вдоль своего рубежа, стали бледными, и уже нельзя было обмануть и создать видимость того, что рубеж обороняет целый батальон. Немцы пошли в атаку, и вот.

Еще и сейчас в ушах сержанта звучат голоса рассыпавшихся и прочёсывающих лес немцев, сухой треск автоматных очередей и редкие разрывы ручных гранат. И до сих пор его гнетёт чувство страха - да, да, страха быть взятым в плен. От этой мысли ему становится не по себе, и он, сдерживая стон, подтягивает коленки, цепляется рукой за сучья и карабкается через ствол.

Перевалившись, он лежит, оглушённый падением, и накапливает силы. Теперь он знает, куда надо двигаться. Дорога раздваивается, ему следует идти вправо, в чащу. Где-то там стоит или стояла батарея полковых пушек. И там же неподалёку — капе полка. А если не сворачивать ни к батарее, ни к блиндажу, можно выбраться на просеку, по которой взвод шёл вчера. Там должна быть и санрота.

Снова беспощадная рука хватает и давит его лёгкое. Беклемишев ест снег и стонет. Зря он смотрел, куда влепили ему осколки. Если не смотреть, не знать - было бы легче. А сейчас он знает: справа между рёбрами две махонькие дырочки. В них-то и поступает воздух и сжимает его лёгкое. Кровь оттуда чуть сочится, а внутри её полно, это факт.

Гулкий удар и треск падающего дерева отвлекает мысли Беклемишева. Удары и треск звучат непрерывно, сыплются ветки и снег, и это заставляет его подняться. Прижимая руку к правой половине груди, он шатается, делает неверные шаги, но идёт - скорее, скорее отсюда, иначе его здесь добьют эти чёрные головастые туши реактивных снарядов.

Так, подгоняемый разрывами, он одолевает пространство и, уже войдя в чащу, падает на сугроб. Перед его глазами - три красные полосы. Это - кабели связи. Он их видел еще вчера. По этим красным жилкам можно добраться до капе полка.

Беклемишев опять хватает снег воспалённым пересохшим ртом. Удивительно, как мучает жажда! Вокруг сугробы, холодище, а ему жарко, он просто изнемогает от жажды!

Вчера можно было пить сколько угодно. И не простую воду, а чай - крепкий, обжигающий, с сахаром. Чай в термосах принёс старшина. Он высыпал из плащ-палатки буханки хлеба, консервы, осьмушки махорки, куски пиленого сахара и рядом с термосом поставил другой, поменьше - с водкой.

Он принёс на целую роту. А их оставалось пятнадцать человек. Старшина горестно снял свою заячью ушанку и качал непокрытой, сивой от седины или инея головой. Можно было подумать, что он пьян, но Беклемишев знал, что старшина да две девчушки-санитарки - единственные в батальоне, не бравшие в рот водку.

Где-то теперь старшина и девчата? Лежат, видимо, в сугробах, на красном ледку.

Ту водку Беклемишев вылил в снег, предварительно наполнив две фляжки. Несмотря на ворчанье Недругайло и сокрушённые возгласы остальных, он вылил это добро, потому что знал: хватят лишнего - пиши пропало. Водка в момент уложит на мягкую снежную постель, одурманит - и нету солдата.

Вот по паре глотков - в самый раз. Это Беклемишев знал по себе.

Как хочется пить! Пить просил и взводный сквозь бред, сквозь бессознанье.

Лес грохотал. В сумятице звуков различались резкие отрывистые удары. Беклемишев даже удивился - стреляют танки. Значит, наши ещё дерутся. А он-то думал...

И опять поднялся - сначала на колени, потом с трудом выпрямился и зашагал, мотаясь из стороны в сторону, обходя чёрные воронки и дымящиеся обломки автомашин и повозок, неподвижные тела прошитых пулями и осколками бойцов.

Он свернул на неширокую тропку, змеившуюся между молоденьких, ярко-зелёных ёлочек. Он её помнил, она вела к большому, ладно сработанному немецкими саперами блиндажу. Теперь в ней размещался командный пункт полка. Однако горло вновь перехватило удушьем, и глазах закружились, замелькали чёрные и красные круги. Чувствуя, что сознание уходит, а тело становится невыносимо тяжелым, сержант почти рухнул на блестящий загорбок сугроба, и ему тотчас же показалось, что кто-то открыл жаркую топку, и оттуда снопом брызнули раскалённые, обжигающие искры.

Сквозь синеватую пелену, заволакивающую глаза, он видел, как из облитых глазурью инея мелкорослых кустов вышел немец. Высокий, в белом комбинезоне и белой каске, он вскинул автомат, и над снегом вновь горячей струёй полоснул сноп красных искр. Потом немец опустил автомат, прислушался к чему-то и медленно зашагал по тропинке.

Беклемишев, преодолевая дурноту, рвал здоровой рукой карман. Там