Листочки из тетради [Семен Петрович Бабаевский] (fb2) читать постранично, страница - 3

готовой клеточной батарее, приоткрыл одну решетку. — Вот в эти клетки-одиночки сядут несушки, двадцать тысяч. Ежедневно мы будем иметь, если считать в среднем, десять тысяч штук яиц. В месяц — триста тысяч. Сложить в одну кучу — это же целый курган яиц. А труда будет затрачено совсем мало. О том, чтобы несушки были своевременно накормлены и напоены, чтобы под ними было чисто, позаботятся механизмы. Вот они, все здесь. На каждой батарее в этом месте мы монтируем электромоторчики и электроустановку с реле времени. Тут находится своеобразный технический мозг. На этой этажерке пять кормушек — по одной на каждый ярус. Кормушка подойдет к пяти клеткам и сама, автоматически, остановится. Постоит три минуты, пока куры поклюют, а затем так же автоматически передвинется к другим пяти кормушкам, затем к следующим. И так до конца. Захотела, скажем, несушка воды, — пожалуйста, есть и вода. Она течет по этому желобку, всегда чистая, свежая. Нужно убрать помет — включается реле, и специальные скребки движутся то в одну, то в другую сторону. Фабрика в степи — что тут скажешь!

— Миша, поясни, куда ложатся снесенные яйца, — попросила Ольга.

— Да это и без пояснений понятно, — охотно рассказывал Михаил. — Вы заметили, что решетка, на которой стоит несушка, несколько покатая. Снесенное яйцо легонько выкатывается из клетки и задерживается вот этим ремешком.

— А нету, случаем, такого механизма, чтобы он брал яйцо и относил его в ящик для отправки? — пошутил Яша.

— Пока нету, — вполне серьезно ответил Михаил. — Но мы к тому идем.

— Все ж таки удивительно! — сказал Яша и покачал головой. — Ить это же какое крестьянству удобство! Посади в клетки двадцать тысяч пеструшек, включи реле — и пошли, покатились яички одно за другим! Только поспевай собирать!

Время близилось к полуночи, когда мы обошли все помещение будущей фабрики. Михаил взял Ольгу под руку и, застенчиво улыбаясь, сказал, что пока есть свет, они просмотрят какие-то чертежи, которые не успели просмотреть днем. Нам же посоветовал ложиться спать.

В небольшой комнате, куда нас проводил Михаил, не было ни кровати, ни стола, ни даже обыкновенной лавки. Разбитый стожок сена, еще пахнущий солнцем и степью, заменил нам постель. Недолго думая, Яша набрал сена в охапку, расстелил его по полу ровным слоем, лег и, укрывшись брезентовым плащом, тотчас захрапел. Я раскинул бурку на стожке, буркой же и укрылся. Сено подо мной мягко вдавливалось, глухо шуршало, издавая дурманящий запах полевого разноцветья…

Меня мучила бессонница. Болела голова. Не знаю, был тому причиной равномерный, как стук сердца, звук движка за стеной, запах сухих степных цветов, нежданная встреча с молодоженами, а может, то, что мы попали в дождь, заблудились и не добрались до чабанов, — но только уснуть я в эту ночь не смог. До боли в висках зажмуривал глаза, старался ни о чем не думать, пробовал считать до тысячи, а передо мной то возвышались белые стены с рядами клеточных батарей, то блестели окна, то возникал Михаил Скоробогатов со своей «ворованной» женой.

Странное, еще не испытанное чувство охватило меня. В глухой степи вместе с рождением фабрики зарождалась новая семья. Свивалось крохотное гнездо. И не беда, что в этом гнезде еще пусто и неуютно, что где-то плачет по дочери мать и сердится отец и что по ночам молодым людям видится погоня… Все это пройдет и забудется… «Профессор, преподает историю, а такой старорежимный… Ну, мы с Михаилом думали-думали, гадали-гадали…» Нет, не верьте, Ольга оказала неправду. И отец ее, разумеется, не «старорежимный». И она с Михаилом ни о чем не думали и не гадали — это им только казалось. Они взялись за руки и пошли — гордые, молодые и счастливые.

Я слышал, как оборвался стук движка, как о крышу снова захлестал мелкий дождь с ветром, будто кто-то бил мокрым рядном. Отворилась дверь. Я приподнялся, зажег спичку. У порога с опечаленным лицом стоял Михаил. В руках у него было знакомое мне рыжее одеяло из верблюжьей шерсти.

— Мы с Ольгой так и думали, что вы не спите, — сказал Михаил. — Сыро тут и холодно, разве уснешь. Возьмите одеяло, Оля прислала.

— А как же вы будете?

— Обойдемся. — Михаил тряхнул чубом. — Мы молодые… Обнимемся — и нам тепло… Возьмите. Серьезно, возьмите.

Я наотрез отказался, ответив, что и под буркой тепло и что одеяла мне не нужно.

— Тогда я хотел бы с вами поговорить, — сказал Михаил, переступая с ноги на ногу. — По одному важному вопросу… Можно?

Я согласился, но попросил, чтобы Михаил сперва пошел и укрыл одеялом жену, а тогда приходил разговаривать. Он потоптался молча и ушел. Вскоре вернулся, сел возле меня на сено. Мы закурили.

— Понимаете, дорогой товарищ, с фабрикой у нас дело пойдет, — начал Михаил, глядя на горящую спичку немигающими глазами. — Но требуется совет насчет нашего теперешнего положения. Все, что вы тут видели, — это же только начало. И мы с Ольгой — в самом начале своей жизни. Люди мы еще молодые, житейского опыта у нас