Гений Зла [Василий Васильевич Варга] (fb2) читать постранично, страница - 5

пролетариата, — постель это не главное для политического деятеля такого масштаба. С постелью мы еще разберемся. Среди революционных масс найдется молодая революционерка, с коей душа и тело познают земную радость в минуты краткого отдыха от политической теории мировой революции. А посему надо ехать за границу. Надо потребовать у этих русских дебилов как можно больше денег в партийную кассу».

Сказано — сделано. Будущий гений очутился в Швейцарии вместе с Наденькой. Сюда стали приезжать кавказские плечистые ребята, а точнее бандиты, грабившие банки с кожаными сумками, набитыми золотыми рублями, и Ленин с семьей смог зажить на широкую ногу. Здесь им были написаны многочисленные политические талмуды совместно с Апфельбаумом, в которых освещались свары между оппонентами и даже политическими единомышленниками. Злые языки говорят, что Апфельбаум окончательно вытеснил Наденьку из революционного сердца Ильича и что они оба гораздо позже стали гомосексуалистами, вплоть до появления Инессы Арманд. В это трудно поверить, но и разувериться невозможно. Это маловероятно, поскольку редко какой гомосексуалист возвращается к женщине как таковой.

— Гершон, а Гершон! Ты, почему так долго спишь после секса? Надо же садиться за роман «Что делать?» Я не могу больше, у меня голова пухнет от этой книги. У тебя тридцать страниц, а я едва накрапал три. Всего три, ты понимаешь это, Гершон? Ты революционер или так себе шавка, что крутится возле меня за кусок мяса во время варки супа.

— Володя, еще один сеанс с той, бритоголовой, и я приступаю. Знаешь, после секса как голова работает, ужас. Даже то, что мы украли это название у Чернышевского, нисколько меня не смущает, — сказал Гершон Апфельбаум. — И не должно смущать. Революционерам все дозволено. Даже однополые контакты. Давай поженимся, а?

Ленин расхохотался, а потом нахмурился.

* * *

Ленин по утверждению политических оппонентов был на удивление сварливым и мстительным человеком, он всегда таил обиду на всех и на каждого в отдельности. Много причин было для этого. Он считал себя умнее любого смертного, а следовательно полагал, что все ему завидуют и что˗то такое прячут нехорошее на дне своей загадочной души. Каждого человека он считал порядочной дрянью, а благородство, совесть, честь отвергал, как буржуазные субстанции.

Как-то один из его сподвижников, то ли Бронштейн, то ли Кацнельсон сказал ему:

— Володя, что это ты все корпишь над бумагами, а если не ты, то Апфельбаум…

— Что Апфельбаум, что Апфельбаум? Он только смотрит то, что я написал, ну иногда ставит запятые, правда, Гершон? Ну, скажи им, они темные люди, они ничего не понимают в колбасных обрезках. Они дураки, подлецы. С такими ми…овую…еволюцию никогда не осществишь.

Апфельбаум моргнул и углубился в бумаги. Он не выдавал тайны, он дорожил дружбой с Лениным, и готов был лизать ему пятки, а не то, что сочинять ему всякие талмуды с еврейской хитростью, чтоб никогда никто ничего в них не мог разобраться.

Сам Апфельбаум (Зиновьев) был импульсивным человеком, метался из стороны в сторону, много раз изменял Ленину, ссорился с ним, предавал его и вновь к нему возвращался. Его собратья по крови такие как, Баилих Мандельштам (Луначарский) впоследствии давали ему положительную характеристику, приписывали статус выдающегося оратора, но наиболее правдиво характеризовала вождя его любовница. «Личность Зиновьева особого уважения не вызывала, люди из ближайшего окружения его не любили. Он был честолюбив, хитёр, с людьми груб и неотёсан…. Это был легкомысленный женолюб, он был уверен, что неотразим. К подчинённым был излишне требователен, с начальством — подхалим». Ленин Зиновьеву покровительствовал, но после его смерти, когда Сталин стал пробиваться к власти семимильными шагами, карьера Зиновьева стала рушиться. Мы о нем еще вспомним.

А пока он трудился над пустым политическим, довольно склочным трактатом под названием «Что делать?», он шепнул Ленину на ухо:

— Отдохни, Володя, я потружусь. У меня сейчас бродят такие мысли в голове, в которых и самому трудно разобраться, и поэтому я их туда и запихаю. Почему Гегеля так высоко ценят? Да потому что никто не понимает, о чем он писал, к чему призывал. А коль так, то остается одно: назвать его гением. И ты по этой части идешь. Какой роман не возьми, ничего не понятно, а тем более пролетариату, да пролетариат тебя веками будет считать гением, Володя.

— Полностью согласен, но, Герша Аронович, давай работать! трудись ˗ упорно и добросовестно, кляча. Сегодня двадцать страниц должен накропать, не меньше. Ну и рожа у тебя, Гершон!

— А ты? Посмотри в зеркало и убедишься, что ты похож на пугало огородное, — сказал один из соратников Ленина. — Нельзя так. Пойдем, развлечемся с молодухами. Я знаю специальный дом, где за мизерное вознаграждение можно пообщаться с симпатичной куколкой, при этом она предстанет перед тобой, в чем мать родила, лишь бы ты был доволен. Они, эти пухленькие