Её мальчишки (СИ) [Виктор Юрьевич Молчанов] (fb2) читать постранично, страница - 2

Севкины обходы с фланга и молниеносные прорывы Лёхи по прозванию Гага, только бы не...

   Лёха ушёл следом. Через день. Она точно запомнила. Как раз моросил дождь и город напоминал одну большую лужу с прожилками ручейков-каналов. Лёху она встретила во дворе, когда возвращалась из ларька, куда её отправили, невзирая на погоду, так как без хлеба садиться за обед бабушка отказывалась напрочь, а спорить с бабушкой с её больным сердцем в те годы она не решалась. Лёха сидел на корточках под пожарной лестницей и курил, нервно сплёвывая в лужу и прикрывая огонёк папироски от капель, то и дело проносящихся мимо.

  -- А тут тебя жду, - Лёха привстал, издали увидев её, и заулыбался, обнажая ровные белые зубы.

  -- Ты чего, Гага? Погода-то, глянь, какая. Зашёл бы в парадную что ли?

  -- Да ничё. Так даже легче. А то подумают, что я ещё пообжиматься с тобой вот решил. Напоследок. Я же ухожу, Танюх. Завтра с утра от Петроградской. Да ты не горюй только, лады? Вон Илюха ещё тут с тобой из наших остаётся. Он не уйдёт. У него бронь на Кировском. Сам мне говорил.

   И Гага заржал, как будто этот его смех мог чему-то тогда помочь. Словно этот смех мог сокрушить врагов, остановить или переписать историю.

  -- Ты когда серьёзным будешь, Алексей? - сдвинув брови, спросила в тот момент она.

  -- Не дождёшься!

   Он всегда был таким, Лёха Евстафиев по кличке Гага. Это в своё время на уроке истории, ещё в шестом классе, кто-то из девчонок рассказывал, что, жил де такой исторический персонаж. И было у него прозвище "Гага", что значит "Хохотун".

  -- А у нас свой гага есть, - сказал тогда Борька, - Вон на четвёртой парте.

  -- Кто? Я? - сразу взвился растрёпанный Лёха и громко засмеялся, вскидывая курносый нос.

  -- Гага и есть, - согласилась и седенькая Клавдия Густавовна. Вот так и прилепилось. "Гага" и "Гага".

   И вот теперь Гага уходил. Уходил вслед за Борькой и Глебкой, вслед за Севкой. Уходил, не обещая вернуться, но, обещая, что ей, Танюхе, будет житься спокойно и светло. Ей и ещё сотням и тысячам других девчонок.

  -- Да не грусти, Танюх. Всё срастётся, - Лёха в последний раз затянулся и зашвырнул окурок куда-то в сторону парадной, - Вот, на, чуть не забыл. Научишься ещё. Ты способная.

   Гага протянул ей "Лейку". Были тогда такие немецкие фотоаппараты. И совсем даже не для любителей. Именитые корреспонденты не брезговали в те годы такой техникой, считая, что главное в снимках жизнь, а не процент бракованных точек. Что же касается Гаги, копившего на "Лейку", кажется, даже не один год, то для него фотоаппарат был всем. Лёхой, кстати, был сделан и тот самый снимок, что Борька ей подарил. Лёха вообще всерьёз увлёкся тогда фотографией. В ванной комнате у него были и химикаты всякие и чудо техники: увеличитель. Он и её даже зазывал, фотографии вместе делать. Но она не согласилась. Ишь, хитрый Гага какой. В полутёмной воняющей химикатами комнатке, только при красном фонаре с ним одним смотреть, как лица на фотобумаге проступают? Нет. Она найдёт занятие и поинтереснее. Да и что люди подумают, в конце концов?

   Впрочем, фотографировать она так и не научилась. "Лейка" та до сих пор на полке. Вон там, рядом с Борькиной фотографией, Севкиной книжкой, спущенным кирзовым мячом и...

   Всё это она брала с собой и в эвакуацию, когда её отправили от школы для сопровождения малышей. Провожали тогда её мать и Илюха. Мать рыдала навзрыд и не могла из себя выдавить ничего путного. Только махала рукой, прощаясь, кутаясь в желтоватый платок в крупную жёлтую клетку. Илюха тоже многословным не был..

  -- На! - протянул он ей что-то.

  -- Угу, - сказала тогда она и второпях сунула свёрток в карман пальтецо. Вокруг же люди, суета, машины бибикают. Не до разглядывания. Только потом она развернула завёрнутый в сургучовую бумагу подарок и поняла, что это. Уже в дороге. Оказывается, Илюха протянул ей тогда шоколадку. Большую и сладкую. И она ела её и плакала. Плакала оттого, что кроме этой шоколадки от Илюхи у неё так ничего и не осталось.

   Илюха Овербах. Большой и какой-то нескладный. Тогда, поздней осенью он отдал ей то, что было у него самое ценное. Еду. Голод уже запускал ледяные когти по улицам города. Обёртку от той большой плитки, кстати, она хранит до сих пор. В Севкиной книжке. Так, наверное, правильно. Она уехала ведь, покинув его и город. А он остался. Правильно сказал Гага: Илюха не ушёл. Он не мог уйти. Его просто не стало. В сорок третьем. Уже после прорыва. Говорили - не выдержало сердце. А у кого оно выдержало? Разве что у неё. А вот у Илюхи не выдержало. А он был среди