Глаза-окна (СИ) [Татьяна Викторовна Тихонова] (fb2) читать постранично, страница - 6

  - Нет-нет, - говорил Владимир Алексеевич, заглядывая матрёшке в глаза, но матрёшка молчала, гость открыл шкаф.

  Он не обращал на старика внимания. Сказал что-то кому-то на непонятном языке.

  - Ты это, ты с кем это разговариваешь? - спрашивал у фанерного макета Владимир Алексеевич. - Я не разрешаю, слышишь, скажи это им!

  Он топнул ногой в старом тапке. Гость не смотрел на него.

  А во Владимире Алексеевиче дрожала неведомая струнка, волосинка, она будто зацепилась где-то в нутре... ближе к кишкам... тянула больно так, ноюще. "Это что же, он сейчас шкаф-то унесёт. Нет, как можно".

  Владимир Алексеевич схватился шарить топор. У каждого уважающего себя одинокого человека должен быть топор. Под подушкой. Но топора на месте не оказалось.

  Гость вошёл в шкаф. Владимир Алексеевич тянулся на цыпочки, заглядывал ему через плечо. Гость стоял перед небольшой панелью. Она всегда напоминала Владимиру Алексеевичу панель в лифте. И кнопки также оплавлены. Гость что-то кому-то опять сказал. Владимир Алексеевич изловчился и опять очень просительно посмотрел в глаза фанерному макету. А там всё та же матрёшка. Младшая, которая не может указывать старшей. Стало вдруг жаль его. Или её.

  "Мил человек, как тебе тошно должно быть, мозги-то совсем набекрень. Но и я-то, меня пойми ты!" - взвыл он нутром, видя, как заиграл огоньками, поплыл радужными разводами шкаф изнутри. Обгоревший и с потрескавшейся обшивкой он казался сейчас новогодней ёлкой, сгоревшей на свалке и по прихоти чудака увешенной внезапно игрушками.

  Топор нашёлся. Владимир Алексеевич забыл, что разбивал им сухарь третьего дня. Топор и лежал на столе. Возле сухаря. И крыса не пришла.

  "На смертоубийство толкают, на смертоубийство".

  Владимир Алексеевич заплакал. Сжал топор, повернулся, засеменил к гостю. Замахнулся, что есть силы. За шкаф. За Катеньку, за Золу, за отца, за счастье его нечаянное...

  Шкаф закрылся за гостем. Из-под него вырвался огонь. Задрожало марево, "так бывает в жаркий день, в степи, а ковыль гнётся к земле, ластится ", - подумал Владимир Алексеевич, опуская топор, не замечая, что руки и колени дрожат.

  И шкаф исчез, оставив большую плешину с ровной границей, отмеченной толстым плотным гребешком грязи.

  Владимир Алексеевич шёл по коридору. Стакан дребезжал в подстаканнике. Войдя в свою комнату, поставил стакан на пол возле дивана. "Вдруг водички захочется. Говорят, хочется всегда". Старик лёг на диван. "Нет, не хочется". И помер.

  Зинаида Арнольдовна заглянула на следующее утро к соседу. Закрыла ему глаза.

  - Страсти египетские, - сказала она.

  И пошла вызывать труповозку, полицию, скорую.

  - Сударыня, засекаю время. Если вы не приедете через час, трупа будет два, - говорила она изумительно поставленным голосом, только один раз челюсть её принялась дрожать, зубы застучали, но она втянула воздух породистым носом, сказала "ничего-ничего, Володя, я сейчас соберусь" и набрала следующий номер.