Нищие [Сергей Александрович Романов II] (fb2) читать постранично, страница - 2

Да и рядовая должность Юрайта не позволяла ему иметь собственное мнение. «Есть», — вздохнув, сказал про себя Юрайт, закрыл квартиру и вышел в осеннее хмурое утро.

На службу он добирался на метро. Благо — ехать без пересадок. От «Щукинской» — прямехонько к Центру на «Охотный ряд». Там и было его рабочее место.

Служил Юрайт профессиональным нищим в фирме с благочестивым названием «Милосердие» под началом «генерального директора» госпожи Афинской. За два года Юрайт осознал прелести службы, которая была не совсем почетна, зато не тяжела физически, довольно-таки прибыльна и даже уважаема московским народом.

В настоящее время роль молодого офицера, контуженного в чеченских баталиях, приносила неплохой доход и Юрайту, и фирме госпожи Афинской. И если учесть, что контуженных и искалеченных солдат и офицеров была разбросана по Москве не одна сотня — правда, точной цифры Юрайт знать не мог, — то «кавказско-афгано-немецкий военный контингент» на мирном фронте в столице России довольно существенно пополнял казну не только фирмы, с которой сотрудничал Юрайт, но и ей подобных конкурентов.

Юрайт вышел на станции «Охотный ряд». Теперь ему оставалось проскочить несколько переходов, ведущих к «Площади Революции». Он нырнул в первый пешеходный тоннель и тут же наткнулся на уже занявшего свое место сидящего Акбарку. Тот уже трудился.

— А-л-л-л-а-х Акбар, — отбивал он поклоны головой до самого пола и, подражая самому неистовому мусульманину, полностью отдавался молитве, — А-л-л-л-а-х Акбар…

Выйдя из очередного поклона, он заметил своего «противника по вере» и непримиримой борьбе — контуженного офицера Юрия Пономарева и, незаметно от людских глаз, подмигнул товарищу по бизнесу, приветствуя коллегу с возвращением из очередного отпуска.

Но народ валом валил по переходу, и более теплое приветствие между друзьями и противниками по оружию можно было спокойно перенести на обеденное время. Поэтому Акбарка ещё раз подмигнул и тут же отвесил глубокий поклон и истошно завопил:

— Мат убыт, отэц убыт, сестры, братья все убыт! Дом сгорел — нэту! Савсэм адын остался! Памагытэ, люды добрые чеченцу-инвалиду, все и всех потерявшему в этой нэнужной вайне! Приехал в Маскву и буду хадыт к Презыденту и прасить, чтобы вайна больше никогда не была. Ах, сколька народа убыта…

После такого обращения сотки, двухсотки и тысячные купюры посыпались в коробку из-под обуви, которая стояла перед тем местом, куда долбил своим лбом Акбарка. Сердобольный московский народ жалел одинокого «врага» и не желал кровопролития в Чечне.

Из перехода неслись и залихватские трели русской гармони. Это наяривал «Катюшу» знаменитость перехода дядя Петя — под фирменной кличкой «Русич». Он тоже издалека увидел Юрайта и громко стал просить молодого офицера-отставника:

— Товарищ офицер, давай-ка, лучше с тобой «Катюшу» сбацаем — небось тоже фронтовик, хотя и молодой такой?

Он так неподдельно и умоляюще упрашивал и смотрел на своего коллегу по предприятию, что у самого Юрайта даже в сердце что-то екнуло. К тому же его дед, который в Отечественную командовал пулеметной ротой и погиб в сорок втором где-то под Москвой, мог быть на месте дяди Пети-Русича.

Умение дяди Пети разыграть простецкого неунывающего и неподдающегося никаким рыночным невзгодам лихого нищего — ветерана войны иногда восхищало даже таких же профессионалов-нищих, которых в пределах Садового кольца Москвы было более чем достаточно. Мало того, некоторые из опытных и не один год работавших на попрошайническом поприще людей, даже старалась вытурить Русича с доходного места, принимая его за настоящего ветерана, решившего на своей гармошке подработать на кусок хлеба. Но Русич с такими быстро разбирался, и уже к вечеру они распивали с «обидчиком» бутылочку кристалловской водочки для примирения. Не любил дядя Петя всякие «Смирноффы» и «Абсолюты». И хотя был нищим, но патриотом своей страны.

Юрайт широко улыбнулся, подошел к Русичу, бросил ему в шапку тысячную бумажку, похлопал по плечу и, чтобы слышно было прохожим, громко сказал:

— А ну-ка, отец — «Бьется в тесной печурке огонь»… Да так, чтобы душу вывернуло!

Довольный подыгрышем Русич на всю длину растянул мехи своей «ливенки». Юрайт даже приобнял играющего участника Сталинградской битвы. Народ останавливался и восхищался такой нерушимой связью поколений. В шапку Русича летели со всех сторон денежные купюры.

Дядя Петя, словно проникшись уважением молодого прохожего офицера, не переставая наигрывать печальную фронтовую мелодию, тоже якобы в знак благодарности пустил скупую слезу, склонил голову на плечо Юрайта, чмокнул его в щеку и тихо произнес:

— Ай да Юрайт! Магарыч вечером с меня, — и уже громче добавил: — Ну иди-иди, солдат. Небось тоже на службу торопишься!

Юрайт понял Русича — он и в самом деле опаздывал уже на четверть часа. Проверяющие не очень-то любили, когда попрошайки вовремя не занимали свои места. Да и сами