Повседневная жизнь Пушкиногорья [Анна Юрьевна Сергеева-Клятис] (fb2) читать постранично, страница - 3

всяком, даже самом профессионально выстроенном музее все равно велика. Многое невозможно сопроводить точными доказательствами, и от посетителя требуется способность верить. История культуры вообще, а в особенности русская — дискретная — история, обладает исключительно короткой памятью. Она словно стремится к тому, чтобы прошлое было основательно и быстро забыто, поэтому требуются постоянные усилия для его консервации. Если же такие усилия не прилагаются, а, наоборот, каждая эпоха стремится к скорейшему забвению предшествующей, как происходило в России на протяжении столетия, протекшего с 1917 года, то многое утрачивается безвозвратно. Уходит в небытие прежде всего вещный мир, бытовой обиход, элементы повседневности — эфемерная материя, которая наиболее трудно подлежит «увековечиванию». Так, обиход пушкинского времени, мало того что отошел в прошлое уже на два столетия, что само по себе немало, но еще сгорел в огне революции, был вытравлен из памяти советской идеологией, разрушен немецкой оккупацией, добит социалистическим строительством или полным пренебрежением 70-х, культурной нищетой 90-х. До сих пор по всей территории России встречается еще это руинированное прошлое, не востребованное новейшими поколениями, утратившими не только кровную связь с ним, но и интерес к собственной истории. К сожалению, это понятно и объяснимо. Условность, спорность и иногда зыбкость построений и догадок исследователей объясняются упомянутыми обстоятельствами.

Будем же помнить, что пушкинская эпоха находится от нас на таком значительном временном расстоянии, что многое кажется в ней почти сказочным, полулегендарным, кинематографическим. От читателя потребуется определенное усилие, чтобы попытаться вжиться в нравы, обиход и быт этого времени, которое без преувеличения можно назвать самым оптимистическим периодом русской истории — столько надежд на будущее таило оно в себе.

Когда мы произносим слова «повседневная жизнь Михайловского» или «повседневная жизнь русского Берлина», мы вольно или невольно используем метонимию: вместо людей, живущих в этих местах, мы называем саму географическую точку. На самом же деле речь, конечно, идет о повседневной жизни тех, кто населял эти места в интересующее нас время. В этой книге, в частности, — об Александре Сергеевиче Пушкине, его сыне Григории Александровиче, Семене Степановиче Гейченко и многих других, кто жил на этой земле и оставил на ней свой след. Согласимся с И. А. Манкевич, которая утверждает: «В пространстве повседневности сходятся „линии жизни“ всех сфер человеческого бытия, и потому повседневность как таковая, „в чистом виде“, не существует. Ее ядро поддается „расщеплению“ лишь на теоретическом уровне, но и эти расчеты будут весьма приблизительными, так как реальная повседневность — это „наше всё“ вперемежку с иным, „не нашим“»^[4]. Мы не обойдемся без хронологического способа повествования, но жизнь Пушкина в Михайловском была настолько бедна событиями, что все их можно перечислить на одной странице, поэтому главное, что будет занимать нас, — не вопрос «что произошло?», а описание того, как это происходило.

Сердечную благодарность за человеческую поддержку и профессиональную помощь в этой работе хочется выразить Ольге Николаевне Купцовой, Екатерине Евгеньевне Дмитриевой, всем сотрудникам Пушкинского заповедника, которые обретают утраченное время и щедро им делятся. И особенно — Ирине Юрьевне Парчевской, из рук которой я получила самые живые впечатления о мире Пушкиногорья и его обитателей.

Светлой памяти Ирины Юрьевны мне хотелось бы посвятить эту книгу.

Часть первая «Отечески пенаты»

«…Тотчас уехал в Псковскую деревню…»

9 июня 1817 года Александр Пушкин наконец простился с Лицеем. Трогательные воспоминания о месте, где юному гению стала впервые «являться Муза», о лицейском братстве, о беззаботности ранней юности возникнут несколько позже. К моменту же выпуска царскосельское отечество то и дело представало в поэтических опытах Пушкина тюрьмой, застенками, монастырем, жестоко ограничивающим естественные проявления личности. Прежде всего, конечно, свободу любовного чувства. Желанной, хотя и вполне условной возлюбленной поэт жалуется:

Близящееся расставание с Царским селом, слегка окрашенное грустью и в гораздо большей степени — предощущением скорого перемещения в столицу, сулило коренное изменение жизни. Пушкин присутствовал на выпускном акте, получил свидетельство об окончании Лицея, прослушал отеческое наставление императора Александра I, спел прощальную песню, написанную Дельвигом. И через два дня покинул «сады Лицея», с тем