Товар для Ротшильда (сборник) [Георгий Осипов] (fb2) читать постранично, страница - 2

бесплатно.

В это хмурое время лемуры, вероятно, экономят на чем-то ином. Кроме, конечно, сигарет и «муляки». Возможно, записывают себе музыку не с «пластов», не с «первой иглы», а может даже и не с бобин, а просто с телика. Оттуда можно перебросить, допустим, Сопотский фестиваль, или конкурс «Золотой Орфей», «Арт-лото», или Песню‑74. Но поворот головы и тревожный взгляд Геннадия Белова на дирижера Силантьева, при исполнении «Дроздов» — не запишешь. Его можно только запомнить. Чтобы вспоминать потом все реже и реже, но уже до гробовой доски.

Пишут с радиоточки «Музыкальный глобус», «На всех широтах». У кого есть «VEF» или «Океан» — тот катает с «Голоса» передачи Юрия Осмоловского и Маши Сухановой. На школьную пленку. Потому что она в два раза дешевле нормальной. Наиболее наивные жмакают микрофон-мыльницу в первых рядах кинозалов, где привычно воняют носками, скинув коры и вытянув ноги бухарики. А с экрана льется голос Ободзы, поющий «Стервятника» в «Золоте Маккены». Пишут и другое, — почти все, в чем есть «Ионика» и ритм можно слушать больше одного раза. Бесплатно не записывают только похоронные оркестры да смотры самодеятельности. Лемуры — очень экономные люди. Любая поверхность, способная отражать звук, буквально промаслена поп-музыкой.

Азизян вымутил за порнографию (редкий случай, когда агент 220 что-то получил, а не пожертвовал за порно) у Миши-Казачка «Nazareth» без конверта — видимо нокаут был так глубок, что пальцы жертвы не удалось разжать, и конверт пришлось оставить — Мишины мальчики, как обычно, хотели только «посмотреть состояние». Шульц забормотал: «Надо перебросить». Азизян потребовал две бутылки «Надднiпрянського», Шульц согласился, он был туповат и не разглядел коварства. Последняя вещь — монотонная и нудная заела и писалась почти двадцать минут. Шульц понял это только в следующую субботу. Пьеса имела название «Please don't judas me!» Азизян не без содействия Акцента, перевел это, как «Пожалуйста, не делай из меня жида!» Шульц поверил, ему, как выражается Нападающий, «мерзко стало», и стер оскорбительный шепот, и без того несмолкающий за левым плечом каждого jude в нерповой фуражке.

Лемуры очень экономные люди. В отличии от иностранцев, по слухам пользующихся после пляжа душем, представители народности «за що» моются прямо в Азовском море. Правда иностранцы тоже должны на чем-то экономить, кроме субсидий «Голосу Америки», где время от времени звучат стихи какого-то Ивана Елагина и песни братьев Озмонд. В том числе и «Длинноволосый любовник из Ливерпуля», под которую недавно катался один фигурист. Ее поет самый младший из братьев — Яшенька Озмонд. Ему всего девять лет, но имя его знают в Карачи, Владивостоке, Запорожье и Баку — уж там-то в первую очередь. Тоже видимо кто-то успел перебросить на пленку, если у него в телевизоре проделано фабричное очко — выход для записи. Очко?! Гнездо!

Да, лемуры очень экономные люди. Опять же недавно один из них старательно так, издалека, намеками давал понять, что Ротару поет ничуть не хуже Carpenters. Сходство и в самом деле есть, никто не отрицает, но ему просто переплачивать за Carpenters не хочется. Наступит время, и даже Ротару на гастролях начнет казаться мучительно дорогостоящей. Тоща из пены Азовского моря ему навстречу, раскинув болотные руки, словно говоря: «ну что тут поделаешь!», выйдет мара-утопленница (хотя утопили ее не в Бердянске, а рядом здесь рядом — в Гандоновке) с бычком во рту. Разинет его, выронив рыбку, и скажет: «А я тебе не София?.. А я тебе не Мадонна?.. Не Ева Браун?».. Лемур наверняка оценит ее glamour. И она будет петь для него бесплатно — когда набухаются. Вылизывая своим языком полурусалки его полуобезьяньи уши. Потому что выкраивать можно на всем, кроме сигарет и вина — «муляки». На кофе тоже нельзя. Шоб банка мне тут стояла! Лемуры, несмотря на победу в последней мировой войне, очень экономные люди — так говорил про них еще Пиндар, или люди — это очень экономные лемуры.

Учебный год… К нему начинаешь привыкать, и приветствуешь хмурые осенние дни и мрачные вечера. Абсолютный Эдгар По. В кабаках наверное тепло, но неуютно. Из троих пассажиров дворового столика, по-настоящему в кабаке не бывал никто, даже днем и с предками. Ни отпускающий усики, экономный модник Короленко, ни рыхловатый, похожий на Маяковского и Басилашвили, полукровка Мертвоглядов — Мертвоглы, ни даже, вернее тем более, кадет профтехучилища, Саша Кунц, средний из трех братьев, ни капли не похожих друг на друга. Один бас-гитарист Зэлк любит вспоминать, как ему подавали помидоры с тертым сыром. Кстати, директор бакланства, куда воткнул свой рабочий копчик Кунц — никто иной, как мутнейший папа «Армянского Карузо».

В дворовом воздухе стоял беспокойный, подстать темноте холодок, который так просто не уйдет. Погода располагала к соответственным поступкам. Когда пропадает вдруг из архива картотека осведомителей гестапо, а следом за ней начинают исчезать и перенесшие оккупацию свидетели. Возвращение агента Бережного. Волки