Все начинается с молчания [Владимир Дмитриевич Михайлов] (fb2) читать постранично, страница - 2

и неназываемое, когда мысли находят выражение не в словах, а в обрывках картин. Так или иначе, первый вздох мужа она упустила. Как и тогда — последний; все повторялось в точности.

Когда Наталья Васильевна открыла глаза, Зернов уже дышал — неровно, словно спотыкаясь на каждом вздохе, рывками, в несколько приемов вбирая воздух и потом словно не решаясь выдохнуть, стремясь подольше удержать его в себе, как бы страшась, что следующего вздоха не будет...

Шли долгие минуты; дыхание неуловимо выравнивалось, хотя до нормального было по-прежнему далеко. Потом Зернов начал бормотать, громко и невнятно. «Овей етиребу, етиребу»,— и еще что-то, совсем уже невразумительное. Наталья Васильевна судорожно выпрямилась, ощутив на своем плече руку. Это Сергеев дотронулся до нее — перед тем как бесшумно отойти, выйти в прихожую, выйти, уехать. Наталья Васильевна беспомощно взглянула на него. «Что он говорит?» — спросила она, хотя губы ее выговаривали вовсе не то. «Это речь навыворот»,— ответил Сергеев, губы его тоже двигались не в лад словам. «Он долго будет так?» — спросила она. «Пока не придет в сознание,— ответил Сергеев.— Он долго был без сознания перед смертью?» — «Последние сутки... да, почти сутки.— «Ну вот, — сказал Сергеев,— значит, и будет сутки. Ничего. Ты не волнуйся. Делай все, как делается, и помни: никаких случайностей не будет».

Он еще что-то говорил, но Наталье Васильевне это не нужно было, она поняла лишь, что Зернов еще сутки пролежит без сознания, а потом придет в себя, и хотя дальше будут еще тяжкие мгновения и дни, но это не страшно, если знаешь, что все закончится благополучно. «Как важно,— подумала она,— заранее знать, что все закончится благополучно...»

Наталья Васильевна медленно вошла из кухни с поильничком в руках, склонилась над Зерновым, поднесла поильник к его губам.

Он выпил, перевел дыхание и хрипло и слабо выговорил:

— Ната!.. Попить дай, Ната...

Она кивнула, поставила поильник на тумбочку, легко прикоснулась к его лбу.

— Митя... Митюша...

— На-та...— раздельно, с усилием проговорил он.— Ты извини. Совсем, кажется, табак дело. Совсем...

Она присела на краешек кровати. Он сделал усилие, чтобы отодвинуться, дать ей побольше места, но не смог: не было сил.

— Чувствую,— сказал он все так же с трудом,— мне не вылезти.

— Да что ты, Митя...

— Странно, что еще... Мне казалось, я уже...

— Нет, Митенька, нет! — Она взяла его лицо в ладони.— Ну, посмотри на меня... Постарайся понять. Ты пришел в себя. Это прекрасно. Теперь с тобой ничего плохого не случится.

— Думаешь... я... не умру?

— Знаю! — ликующе сказала она.— Не умрешь! И не думай больше об этом! Самое страшное позади. Еще, конечно, временами тебе будет нехорошо. Но и это пройдет, и в конце концов ты станешь совершенно здоров. Как раньше. Помнишь, каким здоровым был ты раньше?

Зернов улыбнулся; закрыл глаза. Дыхание было уже куда ровнее, чем сутки назад.

— Какое... сегодня... число?— спросил он потом.

— Двадцать третье. Двадцать третье сентября.

— Ага. Жалко...

— Чего, Митенька?

— Хочется... чтобы лето. Тепло. Зелень... Воздух...

— Ну и прекрасно, что хочется. Лето вот-вот начнется. Да и осень теплая в этом году.

Он некоторое время лежал молча, видимо, соображая. Потом открыл глаза. Во взгляде теперь был смысл.

— Странно...

— Да, Митя, конечно... я понимаю. Сначала всем нам многое кажется странным. Но мы привыкаем. К этому не так уж трудно привыкнуть.

— К чему?

— Ну, я не смогу объяснить, как следует. К жизни, вот к чему. Станет тебе лучше, встретишься с Сергеевым, он объяснит так, что ты поймешь.

— Да...— пробормотал он.— Сергеев сможет, да... Ната! Позвони ему... пусть придет сегодня.

— Он не придет.

— Очень прошу...

— Он не сможет, Митенька. Поверь. И позвонить я сейчас не могу. Ты уж лучше не спрашивай зря. И не спорь.

Наталья Васильевна встала, сняла крышку стерилизатора, вынула приготовленный шприц, умело сделала укол, взяла стерилизатор — идти на кухню, ставить на огонь.

— Как заболело сразу... Долго будет?

— Не очень. Будет болеть все меньше.

— Ты меня уже лечила так?

— Конечно.

— А я почему-то помню наоборот: ты колола меня, когда болело, когда больше не было сил терпеть.

— Спи,— строго сказала Наталья Васильевна.— И терпи. Все остальное — потом.— И она поспешно вышла на кухню.

Зернов пролежал дома неделю с небольшим, постепенно приходя в себя, хотя был еще очень и очень слаб. Потом Наталья Васильевна увезла его в больницу, и там он пролежал еще почти месяц; его выхаживали, потом прооперировали. Операция была несложной, потому что раньше у Зернова ничего не удалили: оказалось, что бесполезно. И теперь его положили на стол, хирург