Антология советского детектива-1 [Николай Иванович Леонов] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

готт! — спохватилась она, наморщив лоб. — Ведь для меня такие мысли недопустимы, более того — небезопасны».

Кристина не заметила, когда без скрипа открылась дверь кабинета бургомистра. А сам господин Лихан Дауров — возрастом уже за сорок с аккуратной щеточкой усов под горбатым носом, с маслеными, словно навсегда захмелевшими уголками глазками, уже немного лысоватый, отчего и не снимал высокой кубанки из серой смушки, еще крепкий и жилистый, — неслышно стал на пороге и, покачиваясь, загляделся на красивую девушку. Одет он был в черную длиннополую рубашку с белым рядком мелких пуговиц. Рубашку перепоясывал окованный на концах бронзой тонкий ремешок с длинным кавказским кинжалом в ножнах, украшенных серебром. Под рубашкой выпукло обрисовывался немного сдвинутый с живота в сторону парабеллум.

Сейчас, глядя на эту холодную, как вода горного ручья, и такую же притягательную молодую немку, Лихан Дауров испытывал противоречивое чувство. Он не забыл, как дерзко она отбрила его, когда явилась из комендатуры с запиской об устройстве на работу в одной руке и арапником в другой — для здоровенного пса, который важно ступал возле ее очаровательной ножки. Лихан только крякнул, но все же попытался поддеть:

— С вами все ясно, вы — из фольксдойчев. Знаете немецкий? А вот имеет ли ваш пес соответствующий зипенбух?

Пес уставился на него, а немка очаровательно улыбнулась и очень вежливо ответила:

— О, господин бургомистр! У моего пса такая роскошная родословная, что если бы он мог общаться, поверьте, он в вашу сторону даже не гавкнул бы…

— Но — но, у меня не шутят! — хмуро изрек бургомистр.

— Яволь! — ответила она, и с того дня Лихан не видел ее улыбки — Кристина замкнулась. У девицы оказался твердый характер! А ведь она нравилась ему — стройная, крепко сбитая, ловкая, с легкой поступью, словно истинная горянка. Сгрести б тебя, девонька, да нельзя — немка… А, чтоб тебя!

— Кристя! — чуть не умолял. — Хватит тебе молодые глаза бумагами мозолить! Давай поглядим лучше, какая сила прет! Глаза радуются… Ишь, добры молодцы с перышками на шапках!

— С перышками? — как–то заинтересовалась Кристина Бергер. — Это не военный знак?

— Это отличие альпийских стрелков из дивизии «Эдельвейс».

— Странное название…

— Почему? Говорят, что в Альпах такой цветок среди белых снегов растет. Теперь «Эдельвейсы» будут собирать букетики на нашей Горе счастья…

— Очень романтичная и чисто военная операция, — с иронией заметила Кристина.

Такой разговор у них возникал не впервые, и каждый раз Даурову не везло. Да и вообще полоса невезения началась с того дня, когда его доставил в этот курортный городок сам «верховный управитель Северного Кавказа» адыгейский князь, генерал белогвардейской «дикой дивизии» у Корнилова, Деникина и Врангеля, родовитый разбойник Султан Гирейклыч. Они прибыли с большим отрядом вышколенных немцами «горцев» из карательного батальона «Бергманн» с бывшим белым генералом Шкуро под его личным черным знаменем, на котором была изображена оскаленная волчья пасть, прибыли с политическим руководителем «национального движения» — обер — лейтенантом Теодором Оберлендером, который, развалясь, сидел в блестящем «хорьхе» вместе с кинооператором, специально прикомандированным из Берлина.

Прыткие «бергманны» быстро согнали на площадь жиденькую толпу, вытолкали вперед испуганных старика и старушку в платочке, вложили в их трясущиеся руки хлеб — соль на рушнике, напомнив на всякий случай о плетках. Застрекотал киноаппарат. Султан Гирейклыч поднялся на стременах и гаркнул:

— Люди! К вам пришла свобода! Вот вам бургомистр из местных — бывший большевистский узник, а ныне глава самоуправления господин Лихан Дауров! Его отец — осетин верой и правдой служил белому царю! Свободно живите, люди, под мудрым руководством фюрера. Слава Гитлеру — освободителю!

* * *

Султан Гирейклыч полез целоваться с дедом и бабкой, а заодно и принять уже окаменевшую буханку.

А слово взял белогвардеец Шкуро.

— Казаки! — крикнул он в сторону дедов, бабусь и женщин с детьми, в толпе виднелись и надвинутые на самые брови потертые кепки и старые кубанки. — Помните ли вы меня, своего боевого атамана? А? Большевичкам не по вкусу пришлось! Ха — ха! Так позвольте же, господа терские казаки, атаману сказать вам отцовское слово. — Шкуро согнал с лица ухмылку. — Я, наделенный высоким доверием, громко зову всех вас, господа казаки, к оружию и объявляю всеобщий казацкий сполох на Кубани, Куме е Тереке! Вставайте под мое старое знамя «волчьей сотни» все, как встарь, от мала до велика, в ком кипит горячая казацкая кровь. Дружно отзовитесь на мой клич, и мы всем казацким станом докажем великому фюреру — освободителю и храброму немецкому воинству, что мы, казаки, верные друзья и в добрый час, и в лихую годину! А мне бы только с вами до Кавказа добраться. Там меня, старого волка, каждый пес помнит! Ха — ха! Как приеду на