Дубовая Гряда [Владимир Федосеенко] (fb2) читать постранично, страница - 2

большевистски зольдат, и ты бежаль сооб­щать о германски зольдат, так? — ссутулившись, офицер внимательно смотрел в глаза хлопцу.

— Я ничего никому не собирался сообщать.

— Сколько тебе лет?

— Шестнадцать.

— О, у меня дома такой сын, и зовут его тоже Воль­демар. Карашо. Иди туда,— подполковник указал рукой на широко распахнутые ворота гумна.

Шагнув в помещение, Володя не успел даже огля­деться, как двое солдат схватили его, втолкнули в темный закут и плотно прикрыли дверь, привалив ее чем-то тя­желым. Несколько минут парнишка стоял неподвижно, не решаясь сделать и шагу.

— Проходи, не бойся! — послышался из темноты чей-то голос.

— Я не боюсь, но ничего не вижу.

— Это со света. Проходи сюда и садись.

Юноша ощупью добрался до незнакомца и опустился на холодный ток. Начались расспросы: за что схватили, где, когда...

Тут оказалось три человека: два раненых красноар­мейца и бывший колхозник из соседней деревни. Он и заговорил с хлопцем, рассказал, что два дня назад, пос­ле допроса, немцы расстреляли за гумном двух аресто­ванных.

Долгий путь по августовской жаре настолько измучил Володю, что он растянулся на холодном жестком току и незаметно уснул.

Наутро все пленные молчали, прислушиваясь к тому, что делается вокруг. Вдруг один из красноармейцев, ра­ненный в шею, приподнялся и заговорил: «Патроны на исходе, на нас нажимают!» Поняв, что боец бредит, его попытались успокоить. Но с криком: «Вперед! За Роди­ну!» — красноармеец сорвался с места, ринулся в темно­ту и, с разбега ударившись головой о стену, как подко­шенный рухнул возле нее.

Часовой вытащил солому, которой на ночь было за­ткнуто маленькое оконце. Солнечные лучи осветили не­подвижного бойца, на шее которого заплывала алыми пятнами грязная марлевая повязка.

— Воды, дайте воды! — закричал Володя, изо всех сил навалившись на дверь. Дверь приоткрылась, юноша протиснулся в щель и замер под удивленными взглядами немецких офицеров.

— Воды... Скорее воды... Там человек умирает...— сбивчиво попросил он.

Седой подполковник что-то недовольно пробормотал, но все же позволил ему поднять банку из-под консервов, валявшуюся возле ворот.

— Вольдемар, не бегать. Убьют.

Володя вышел на улицу и остановился. Возле колод­ца собралось множество немцев. Во все стороны летели брызги. На заборе висели мундиры, брюки, сорочки, на траве стояли сапоги, валялись портянки.

С какой же стороны удобнее подобраться к колодцу? Один из немцев, подняв голову, заметил хлопца. Подпу­стив Володю поближе, он схватил ведро и выплеснул грязную воду на растерявшегося от неожиданности юно­шу.

Поняв, что к колодцу не подпустят, Володя повернул­ся и зашагал к калитке соседнего двора. Вошел во двор и сразу увидел пожилую женщину с влажными воспа­ленными глазами.

— Ой, сыночек, чего это они так на тебя? Я через щелку видела... Чей ты, откуда? — негромко спросила женщина.

Юноша ответил и тут же поинтересовался:

— Немцы разрешают вам выходить за деревню?

— Нет, детка. Чуть что — сразу стреляют. Тут их полно.

— Тогда дайте, пожалуйста, воды.

Босая женщина перешагнула через камень возле по­рога и скрылась в сенях избы. Минуту спустя она вынес­ла кружку.

— Мне сюда, в банку.

Вернувшись в гумно, Володя напоил красноармейца, потом лег на голый ток и молча уставился в темный, как ночь, потолок. Старался уснуть, но очень хотелось есть, да и неотвязная мысль о побеге не давала покоя. Часто билось сердце, в ногах чувствовалась слабость. Вдруг широко распахнулась дверь. В гумне никого не было вид­но. Только узкие солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь щели в стенах, голубовато светились в сигаретном дыму. Но вот послышался знакомый голос подполковника:

— Вольдемар, иди сюда.

Из-за двери показалась голова немецкого солдата. «На допрос!» — мелькнула у юноши догадка. Он глянул на людей, лежащих на полу, и, как бы прощаясь с ними, кивнул головой. Часовой запер за ним дверь.

За столом не было ни одного немца. Лишь подполков­ник стоял возле ворот гумна. А по гумну бродил огром­ный рыжий пес. Увидев хлопца, он вздыбил на загривке шерсть и шагнул ему навстречу. В выпуклых собачьих глазах горела злоба. Володя замер. Подполковник что-то проворчал, и пес, помахивая хвостом, сел. Чем заинтере­совал крестьянский паренек старого германского офице­ра — неизвестно, но он смотрел на юношу приветливо. Быть может, немец изучал выдержку советского комсо­мольца, а возможно, и представлял себе его будущее — будущее раба...

— Тебе нехорошо, страшно, но ты не плачешь,— ска­зал, подходя ближе, подполковник.— Покажи руки.

Володя протянул обе ладони.

— Откуда мозоли?

—