Баллада об ушедших на задание [Игорь Алексеевич Акимов] (fb2) читать постранично, страница - 2

предупредить, не так ли?

Добродушно улыбаясь, генерал кивнул.

– Я по поводу курсанта Масюры…

Он опять сделал паузу; и вдруг генерал понял, что видит перед собой преобразившегося человека: его бесцветные глаза светились энергией, и весь он был так похож на профессора. Когда же это было? В те годы профессор любил и умел одеться, у него были элегантные светлые костюмы, один даже в крупную коричневую клетку, вспомнил генерал, очень броский был костюмчик. Но вот уже несколько лет я вижу его в одной и той же тройке из темно-синего бостона. Генерал пригляделся. Нет, костюм выглядел неплохо, нигде не потерся, не лоснился. Может быть, профессор заказал сразу два одинаковых костюма? Вряд ли. Значит – лицованный. Бостон неплох, довоенная работа, не то что нынешнее гнилье «мейд ин ингланд»…

– Как вам известно, товарищ генерал, на каждого курсанта я получаю карточку с данными о его родном языке, месте рождения и самых значительных географических переездах, если таковые были. Все это мне необходимо знать, чтобы заранее подготовиться к работе с курсантом. Когда «ставишь» человеку определенный диалект, не мешает сразу знать, что окажется лишним, а что пригодится.

– И что же Масюра?

– У меня в карточке написано, что он украинец из-под Дрогобыча, Есть венгерская родня. Учился в Кракове – вот вам и польская приправа.

– А на самом деле?

– Он немец.

Генерал вздохнул, потом вышел из-за стола и начал тяжело ходить по кабинету. Перед Язычником он мог не скрывать своих чувств.

– Второй случай, – сказал он наконец.

– Да. – Язычник улыбнулся. – Им не везет со мной.

– Очень неприятная история.

– Утешьтесь, товарищ генерал, это еще не самый худший вариант.

– Да-да, – генерал сел на место. – Расскажите подробней.

Он не спросил: «А вы уверены?» – хотя вопрос так и вертелся на языке. Если б Язычник не был уверен, он говорил бы иначе – другим тоном, другими словами.

– Я все понял еще во время первого занятия с ним. Задача моя была ясной: сделать его выученный немецкий естественным. Но не таким языком, на каком говорят в Германии, а языком фольксдойчей, которые в Германии, может быть, даже и не бывали. Специалист угадает такого фольксдойча с первой же фразы. А со второй назовет его родину: Польшу, или Австрию, или Латвию… Значит, как я понимал, легенда Масюры должна была базироваться на его родные места, но родной язык менялся: украинский на немецкий. Я приготовился к этой работе. А пришлось заниматься совсем другим.

– Он нарочно коверкал язык?

– Вот именно.

– Вам удалось определить, откуда он родом?

– Да. – Он подошел к карте и ткнул пальцем. – Так вот, товарищ генерал, на первом же занятии я понял, что Масюра из этих мест. Но он уже давно там не был, наслоение привычки к славянским языкам у него очень сильное, кроме того, как вы сами догадались, он язык коверкал нарочно. И наконец, эти ужасные бранденбургские согласные, которых он нахватался, очевидно, пока учился в Берлине!..

Он придвинул к себе листок чистой бумаги, правда спросив предварительно: «Можно?» – мало ли что могло оказаться на этом чистом листе, – и затем несколькими штрихами нарисовал треугольник, а в каждой из его вершин по кружочку.

– Славянская группа отпала сразу и безоговорочно. – Он зачеркнул накрест один из кружочков. – Но бранденбургские согласные требовали специальной проверки. Так же как и северогерманский говор. Ведь здесь тоже много тонкостей: фрисландские группы, гольштинские, нижнесаксонские… К сегодняшнему занятию я все это освежил в памяти, порылся в книгах. И вот вам мое окончательное заключение: этот так называемый Масюра родом из Штормарна, точнее – из Гамбурга. Горожанин. Я поймал у него типично гамбургский сленг. А сленг – это убийственная вещь, товарищ генерал. Ведь сам его не слышишь, а другому он – как выстрел в ухо.

2

На следующий день в школу прилетел контрразведчик подполковник Малахов Алексей Иннокентьевич. Генерал вовсе не был коротко знаком с Малаховым: они встречались на трех-четырех совещаниях, вот и все; у генерала была такая манера – с ходу, чуть ли не с первой же фразы сокращать расстояние с собеседником, если он был, конечно же, младшим по званию или человеком гражданским. С подчиненными, впрочем, генерал себе этого никогда не позволял.

– Ты знаешь, почему вызвали именно тебя? – спросил генерал.

– Да. Из-за Гамбурга.

– Долго там работал?

Малахов сидел лицом к окну, и потому генерал ясно увидел, как его серые глаза словно потемнели на несколько мгновений, словно заглянули в себя. «Считает», – понял генерал и тут же услышал подтверждение:

– Но, в общем, года полтора набежит. Если ошибся, то не больше чем на месяц.

– Ничего себе!

Генерал засмеялся добродушно. Он почувствовал, что сразу взял неверный тон и больно задел самолюбие Малахова, пожалел об этом и, как говорится, «поменял пластинку». Однако Малахов будто не заметил перемены. Его взгляд по-прежнему оставался каким-то угловатым и