Мудрец и извозчик [Эзра Ховкин] (fb2) читать постранично, страница - 2

вопросов. И так понятно, где они будут ночевать: в глухой чаще. Ведь и часа не пройдет, как наступит суббота. Значит, волк споет им песню в овраге, и сова убаюкает их страшным уханьем…

Вдруг показалась Познань.

Юноша даже не пытался понять, как они очутились рядом с его родным городом. Но вот знакомые стены, и даже крыша родительского дома видна издалека. Какое облегчение, какое счастье…

Бешт сказал:

— Ну вот, а ты не верил, что мы встретим субботу в Познани. Однако не знаю, успеешь ли ты навестить родителей…

Юноша сказал со смехом:

— Учитель, так вон же мой дом, и мы будем там совсем скоро! Что же мне может помешать встретить с родными субботу?

Бешт промолчал.

В Познани была Шулер Гас — Школьная улица, там жили студенты, которые учили разную мудреную науку. Нашему брату нельзя было показываться на этой улице. Если забредал туда еврей, просвещенные студенты забивали его насмерть камнями.

Так вот, лошадь Бешта свернула именно на эту улицу.

Наш юноша так погрузился в мечты о встрече с родителями, что не сразу это понял. Но когда он заметил, что они едут по Шулер Гас, то его пронзил смертельный страх. Он воскликнул:

— Господин мой, учитель мой! Ты посмотри, куда свернула лошадь! Еще минута, и нас закидают камнями!..

Бешт засмеялся и сказал:

— Послушай, ведь до сих пор лошадка везла нас правильно, так и сейчас не надо командовать ею. А Все-вышний добр и спасет нас от необрезанных…

А студенты не дремали. Увидев, что два еврея едут не спеша по запрещенной улице, они оставили физику и философию и стали собирать большие камни. Заметив это, спутник Бешта почувствовал, что у него нет ни головы, ни ног — только сердце. В холодной тоске он воскликнул:

— Ой, Творец, значит, здесь кончится моя жизнь!..

Тут лошадь остановилась. Надо сказать, что на этой улице все же жил один еврей — портной. Никто лучше него не мог шить студентам их нарядные костюмчики. И поэтому они не кидали в него камнями, а даже платили за работу. И вот сейчас портной стоял в дверях и со страхом и удивлением смотрел, как два чужих еврея как ни в чем не бывало поворачивают к его дому.

Бешт сказал:

— Я хочу остановиться у тебя на субботу.

Портной развел руками:

— Пожалуйста, это дело маленькое. Только что мы будем делать с гоями? Если они набросятся на нас.

Бешт ответил:

— Не бойся. С Б-жьей помошью не будет ничего плохого…

Они вошли в дом, кучер проснулся и стал таскать туда пожитки. Пришло время молитвы. Бешт спросил у хозяина:

— Есть тут миньян?

Портной ответил:

-Нас с работниками только восемь человек.

Бешт сказал своему спутнику:

— Видишь, их восемь и нас двое. Не стоит тебе разрушать миньян, оставайся с нами…

И Бешт тут же встал у стены и начал вести молитву. Молился он с таким одушевлением, с таким подъемом, что все забыли про студентов. А они, между тем, кипя от злобы, с камнями в руках окружили домик портного со всех сторон. Хозяин выглянул в окошко и увидел, что дело-то совсем плохо. Он сказал об этом Бешту. Цадик вышел на крыльцо и посмотрел на студентов злым взглядом. Камни попадали у них из рук, а они сами рухнули на землю. А потом кто бочком, кто поляком бросились врассыпную, унося в душе жуткий страх.

Был у них профессор, большой мудрец, который знал, между прочим, святой язык и даже заглядывал в Талмуд. Вбежали к нему разъяренные и перепуганные ученики. Профессор выслушал их и сказал:

— Одно из двух: или этот еврей большой колдун или он святой. Пойду посмотрю на него.

Пришел он в дом портного как раз тогда, когда там встречали субботу, и Бешт с такой любовью произносил благословение над стаканом вина, словно вместе с брахой и сам поднимался к небу. Профессор молчал и слушал. Он остался смотреть, как евреи садятся за стол и как Бешт говорит слова Торы. На прошанье он попросил хозяина прислать за ним завтра, перед тем, как они встанут на утреннюю молитву.

И вот, все повторилось снова: Бешт молился с невиданной любовью и жаром, а профессор смотрел и слушал, слушал и смотрел. Он досидел до вечера и видел, как Бешт читает авдалу — молитву, отделяющую субботу от будних дней. За все это время они не обменялись ни единым словом. Бешт даже не взглянул на него ни разу. А когда проводили суббогу, цадик велел кучеру запрягать лошадку. Тогда профессор пошел домой.

Бешт и его спутник уселись в телегу, кучер заснул, коняга тихо цокала копытами, но при этом дорогу как бы скручивало под колеса, и они неслись с невиданной быстротой. Как водится — неизвестно где, неведомо куда. Впрочем, цадик сказал, что они возвращаются назад, в Броды. И тогда юноша набрался смелости и обратился к нему с такой речью:

— Господин мой, ты свет наших очей и человек святой. Поэтому ты, конечно,