Другие [Павел Николаевич Сочнев] (fb2) читать постранично, страница - 31

убирать, ухаживать, успокаивать… А ещё – доить, выгонять, встречать, кормить, работать в поле и на огороде… И работа не кончится никогда, потому как можно ещё с удовольствием сходить в лес и там, совмещая приятное (прогулка) и полезное (сбор съедобностей) – насобирать грибов, ягод, трав всяких. И домой – делать запасы. Наварить, насушить, насолить. И так в бесконечной круговерти день за днём.

Баба Оля, оставшись без мужа и с детьми, потихоньку или за один раз перебралась в Ачинск. У меня было две бабушки, городская и деревенская. Обе заботливые и обе очень вкусно готовили. Для меня, как внука советских времён, это было важно. Готовили по-разному и даже одинаковые блюда у них получались разными. Например, баба Оля, когда готовила блины на газовой плите, то переворачивала их и сковородку использовала маленькую. Ну, не совсем маленькую, а может быть даже большую. А баба Уля пекла блины на реально большой сковороде. И не переворачивала их, потому что в русской печке переворачивать ничего не надо.

Моя часть родословной.

Когда мама с папой уехала на Сахалин, мама работала сначала телефонисткой, потом киоскёром, уборщицей, почтальоном, бухгалтером в бухгалтерии поселкового Совета, потом диспетчером в пожарной части. Потом вышла на пенсию. Мой старший брат родился на Сахалине, а меня мама родила в Ачинске. Поздний я был. Со старшим братом 14 лет разницы. А по родным и двоюродным моего поколения – самый мелкий. Последыш.

Я помню маму с её работы в бухгалтерии. Видимо был совсем мелким, потому что в память врезался такой случай. Зашёл с мамой на работу, а там, на дальнем окне стояла молочная бутылочка с соской. В бутылке силикатный клей. Клеить бухгалтерам нужно было часто и много. Придумали и сделали, чтобы было удобно. Лайфхак тех, советских времён. Я же не знал про это! Поэтому с радостным воплем «Мама, титя!», бросился через весь кабинет к этой бутылочке. Бутылочку отобрали, потом смеялись и обсуждали, куда бы её поставить/спрятать, чтобы я не дотянулся. Сейчас уже не стыдно. А тогда было очень стыдно и тоже очень, но чуть меньше, чем стыдно, было обидно. Обидно не за то, что обманули, а за то, что смеялись не скрывая.

Меня, вероятно, тогда совсем недавно отлучили от соски. Вот и бросился как изголодавшийся. Нет, не голодный, а изголодавшийся по процессу. Обсуждали и смеялись, не скрывая от меня – что малыш может понять? Малыш всё слышал и всё понимал. Малыши всё понимают, поэтому будьте поаккуратнее с детской психикой, не травмируйте её. Это я вам как бывший малыш говорю. Я помню свою жизнь с яслей.

Из других занятий на маминой работе помню интересное ковыряние бумаг, игру со счётами, рисование «каляк». Сидя у мамы за спиной, я чувствовал себя очень уютно и защищённо. Люди заходили в кабинет и выходили из кабинета. Некоторые достаточно близко подходили к маминому столу. Некоторые, из тех некоторых, которые подходили, пытались заглянуть за стол, чтобы посмотреть на меня. Я в таком случае старался юркнуть под крышку стола в межтумбочное пространство. И уже оттуда следил за ногами через неширокую щель под столом.

Отец, когда приехали на Сахалин, сначала работал мотористом на эРБушке. Это такой маленький рыболовный кораблик – Рыболовецкий Бот. Он, хоть и маленький, но всё как у настоящего корабля. Штурвал, рубка, трюм, каюты, даже мачта. В народе говорят: «Рыбак – дважды моряк». Это правильно, потому, что море опасно само по себе, а рыбаки не только по нему ходят, но и работают.

Из рассказов отца я знал, что они и штормовали (это когда не успели войти в порт и поэтому остались в открытом и бушующем море), и, может быть не однажды, по несколько дней боролись за живучесть – обкалывали лёд. Круглосуточно. Как только корабль отходит от причала – начинается выживание. Так нас учил капитан-инструктор на шкиперских курсах, и я с ним абсолютно согласен.

Потом папа работал водителем в леспромхозе. На бензовозе, на лесовозе. Потом перешёл в пожарную часть. Тоже водителем. Это я уже помню хорошо. А то что было до «пожарки» не помню по причине малолетства или своего отсутствия. Не помню нашей собаки Шарика, не помню лисы. У нас дома (во дворе) какое-то время жила лиса. Потом сбежала. Не помню, как наша семья жила в бараке. А дом, который помню, был на Лесной 22.

Маленький уютный «частный» домик на две семьи, который стоял на сопке, с шикарным видом на море (залив Делангля в Татарском проливе) и маленьким двориком, поросшим «ромашкой пахучей» (Matricaria discoidea). Это такая невысокая, очень мягкая и душистая трава у которой цветы совсем без лепестков. Сейчас дома нет, на его месте поставили котельную. Дома уже давно не было, а кладбище, сопки и шикарный вид на залив так и остались. До 17 лет я прожил на Сахалине. Сначала на Лесной 22, потом нам дали квартиру в двухподъездной двухэтажке.

А ещё за домом был огород с картошкой, морковкой, укропом, луком, редиской и т.д. И ещё были огороды. Не очень большие. Всего 4 (Четыре). Во дворе был погреб для хранения запасов, а в доме – подпол. За тем