Записки Чёрного Тюльпана [Валентин Одоевский] (fb2) читать постранично, страница - 4


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

тихо плакали, кто-то упал в обморок и их отнесли в санчасть. Некоторые из них всё не могли отпустить гроб и солдатам приходилось оттаскивать их от него.

Грузовик уехал, за ним поехал и автобус с женщинами.

Мы продолжали стоять. Паша и Вова курили уже по десятой сигарете, остальные же приходили в себя после слёз. Астахов оставался недвижим.

– Знать, судьба у нас такая… на Родину возить Героев, которые сейчас залягут в землю…

Он снял пилотку и перекрестился.

– Экипажу занять свои места!

Все, как один, развернулись и двинулись в самолёт.

Уже в воздухе Астахов крикнул:

– Игорь! Что-нибудь осталось?

– Осталось, капитан!

– Наливай!

И снова борттех принёс нам два стакана водки. Астахов задумался, держа стакан в руке, а затем сказал:

– За всех, кто погиб за страну… Светлая память…

И снова мы, не чокаясь, залпом выпили…

– Знаешь, – продолжил капитан, – какой бы ни была наша работа неблагодарной и тяжёлой, но она нужна… Всё ж ангелы, хоть и чёрные, хоть и смерть несём в дома людей… Но кто-то ж должен это делать… просто чтоб этих парней не забывали. Чтоб помнили…

Через два часа мы были на базе.

Вышли. Навстречу командир полка. Астахов сразу салютует и докладывает дрожащим, не то от алкоголя, не то от волнения голосом:

– Товарищ полковник, экипаж двадцать шестого борта поставленную задачу выполнил! Ребята доставлены на Родину…

– Вольно! Всё обошлось?

– Почти…

– Понимаю. Экипажу по домам и спать, отсыпаться срочно!

– Есть!

Мы двинулись в сторону КПП. У всех вид был самый угрюмый.

– Игорь, – позвал командир.

– М? – откликнулся борттех.

– Что-нибудь осталось?

– Да, капитан.

– Наливай.

– Что прям так? На ходу?

– Да.

Снова шесть стаканов были наполнены. Астахов постоял и всё также грустно сказал:

– Мы вернулись, значит всё не так уж плохо… За нас, парни… за наш с вами долг…!

Мы чокнулись и залпом опустошили стаканы.

Не дай Бог кому-то это пережить! Не дай Бог вам увидеть те слёзы и тех матерей, что бросаются к гробам, где лежат их дети, от которых, быть может и не осталось ничего… Нет ничего страшнее и печальней такой судьбы, когда не остаётся ничего, а только влага да озноб сырой земли…


Екатеринбург-Моздок-Краснодар.

Декабрь 1999 год.