Глушь [Илья Сергеевич Кандыбович] (fb2) читать постранично, страница - 2

ускорил шаг, в надежде найти укрытие в одном из обветшалых дворов, согреться и передохнуть. Я начал представлять запах ветхих сеней, такой старческий, такой безнадежный. Следом несуразные сундуки с бесполезными вещами, но так бережно хранимые. Унылые двери, которые вели куда-то. Забавные заборы вокруг домов, под которые хочется только тошнить и мочиться, а потом перебрав, валяться не спеша, накручивая на себя нечистоты и матерясь громко.

Хутор становился все ближе, а желание попадать туда, все меньше. Все громче доносился лай плешивых хриплых собак, все меньше мне хотелось, чтобы он был адресован именно мне. Я не испытывал паники, нет. Не испытывал страха, который бывало раньше накатывал на меня. Лишь чувство омерзения, чувство выполнения будущего долга. Перед кем? Я даже и не хотел об этом думать. Бесполезная трата времени, минимум удовольствия, максимум неудобств.

На удивление неплохими дорогами встретило меня это местечко. Удивительны были лики немногих жителей этой земли. Даже из далека меня пронзала неучтивость, нежелание моих следов по их неплохим дорогам.

Внезапно лай собак утих. Словно канули в лета угрюмые рыки несмешных пародий. Непредсказуемо ушли, не попрощавшись глухие звуки четвероногих друзей, что так рады были моему появлению. Я не хотел быть этому виной.

Первое что меня встретило, так эта лавка, у дома, наполненная двумя бабками, которые неустанно разглядывали о обсуждали мое появление, и странный для здешних мест вид. В любом городе я сошел бы за преуспевающего бомжа, и искренне не понимал смущения и интереса моим внешним видом.

Не успев поприветствовать этих милых пожилых дам, они срезали меня фразой:

– Чужаков здесь не любят. – сказала одна.

– Да. От вас только одни беды и вздор. – выпалила другая.

Но я был готов к такому началу, меня часто встречали так на просторах нашей небольшой родины.

– Знаете, мерзкие бабки, я тоже не в восторге оказаться в этой дыре. Меня привела сюда работа. Я собираю фольклор. Может быть вы споете мне пару песен, и я поспешно покину ваше прекрасное поселение?

Они были конечно огорчены подобной грубостью, но не я это начал.

– Да? Тогда вот тебе первая песенка. – сказала одна из них – вали нахрен отсюда, пока цел.

– Знакомый мотив. – ответил я. – Похоже на проводы зимы.

Бабки как с цепи сорвались, начали орать на меня, верезжали как свиньи, одна даже обделалась от возмущения, назвала меня пижоном, и попыталась измарать меня своим старческим калом, сгребая руками с подола, и бросая в мою сторону. Я увернулся много раз, пока у нее не закончилось говно. Тем временем другая старуха, пыталась избить меня корявой палкой, просто за то, что я посмел быть здесь, за то, что я потревожил их предсмертный покой.

На мое плечо легла тяжелая рука, чей холод я почувствовал даже через слой куртки и прочей одежды. Я обернулся на раздражитель, и увидел мелкого сморщенного деда. Он щурился от табачного дыма, создаваемого самокруткой, и улыбался так, словно знал все тайны мира.

– Привет странник, меня зовут Дед. Что привело тебя сюда? – спросил он, и опустил руку.

Возле моей ноги терлась слепая старая собака, она нюхала мою ногу, постоянно тыкаясь носом.

– Меня зовут К. Послушай Дед. Я пришел сюда по работе, я собираю фольклор. А вот эти две сумасшедшие пытались испачкать меня говном, и убить несуразной палкой. – ответил я.

Старухи тем временем не унимались. Одна из них, безуспешно пыталась очистить подол от дерьма, другая трясла над головой кривой иссохшей палкой. И все это под жуткий старушечий вой.

– Не обращай на них внимания. – ответил Дед. – Они безумны.

Тем временем, слепая старая собака все так же тыкала в меня своим сухим носом, пытаясь что-то унюхать.

– Ступай со мной, господин К., мне есть что тебе показать и рассказать, вряд ли ты когда-либо участвовал в подобном. – сказал Дед, и поманил меня за собой.

– Да что угодно, – ответил я, – лишь бы побыстрее отсюда убраться.

– Не раньше завтрашнего утра, – ответил Дед, – жуткие вещи происходят в этой округе ночью, даже местные не покидают хутора с закатом солнца.

– Ладно, пошли, чего там у вас. – сказал я, и мы втроем, поплелись по единственной улице хутора.

По гравийной дороге идти удобнее и бодрее, это очевидно. Откуда она там взялась? Я не знал, меня этот вопрос волновал немного меньше, чем того заслуживал. Страдания переживших это жуткое поселение, не тревожило мой ум, может быть они были счастливы. Старая слепая собака, как и прежде тыкалась своим угрюмым носом в мою ногу, и постоянно сбивалась с пути. Но посвистывания, звуки разговоров, и оклики Деда, постоянно возвращали ее на кажущуюся прямую.

Я включил диктофон, и положил в нагрудный карман куртки, где ткань была тоньше, в куда более подходящее место для записи того бреда, той околосновиденческой жуткой околесицы, о которой я не подозревал. Дед курил жуткого запаха махорку, постоянно кашляя и отхаркиваясь карамельного цвета слюной, приобретшей такой цвет от обилия в