Новое платье Машеньки [Анастасия Муравьева] (fb2) читать постранично, страница - 5

комнату, растекаясь под койками.

  Меня, кстати, переселили из отдельного номера, и это было справедливо: желающих отдохнуть много, а санаторий нерезиновый. Новая комната оказалась огромной как вокзал, тесно заставленный койками, нам с Машенькой выделили одну кровать на двоих, хорошо еще, что дочь невелика ростом, умещалась у меня в ногах, как когда-то в ящике комода.

  От женщин на соседних койках плохо пахло. Одни весь день лежали, закрывшись одеялом с головой и отвернувшись к стене. Другие ходили, еле волоча ноги, кутаясь в какие-то тряпки, прятали лицо, и было не разобрать, молодые они или старые.

  Стульев не было, поэтому я сидела на кровати, с Машенькой на коленях, и читала громко и нараспев, чтобы убить время. Мне стало казаться, что я живу на вокзале, в ожидании поезда, который вот-вот тронется, дрогнут рельсы, мигнут огни семафора.

  Я потеряла счет дням, женщины на койках менялись, а я читала все подряд как пономарь, и мой голос отделялся от меня, поднимаясь к потолку словно дым.

  Вставать с койки становилось все труднее, но единственное, что заставляло меня встряхнуться – это занятия с Машенькой. Она не должна была отстать от других детей, поэтому я читала ей каждый день, брала все, что попадалось на глаза – отрывные календари, журналы с рецептами, гороскопы – этого добра было навалом на тумбочках.

  Машенька слушала, чудный послушный ребенок. Я всюду носила ее с собой и радовалась, что не одна, как остальные женщины, у меня есть родная душа, спасибо врачихе, что разрешила поехать вдвоем.

 Я жила на вокзале, но никуда не уезжала – а просто застряла, как забытый багаж, чемодан без ручки. Когда я поверила, что останусь с Машенькой здесь, в зале ожидания навсегда, ко мне пришел муж.

VIII

  Он ждал в комнате для посетителей, среди столов, заваленных настольными играми. Меня он церемонно взял под ручку, усадил за столик, как будто мы в кафе, где вместо чашек и блюдец шахматы и настольный хоккей. На нашем столике лежала детская игра, где нужно бросать кубик и двигать фишки по клеточкам. Я бросила, выпала единица, это значит, первый шаг за мной, но пока я собиралась с мыслями, ход перешел к мужу. Он повесил на спинку стула пальто, которое до этого держал в руках, давая понять, что разговор предстоит серьезный.

– Гардероб не работает, – сказал он. – Живешь помаленьку?

  Я кивнула.

– Кормят как? Ничего? – он сглотнул, и кадык дернулся на жилистой шее.

– Кормят нормально, – меня обидело, что он ничего не спрашивает про Машеньку, забыл про дочку, с глаз долой – из сердца вон.

  Муж барабанил пальцами по столешнице, а другой рукой вцепился в край стола так, что костяшки пальцев побелели.

– Машенька все стихи знает наизусть, – похвасталась я. – Такая молодец. Я ей каждый день читаю. Только не подросла совсем.

  Я обеспокоенно заглянула мужу в глаза, а он отвел взгляд, начав расставлять фишки по цвету.

– А еще у Машеньки одежда совсем износилась, – я жаловалась, глядя как на поле мужа растет гора фишек. – Я штопаю, стираю под краном, но платье расползлось, все в дырах.

  Я растопырила пальцы, чтобы показать, в чем приходится ходить ребенку.

– Хватит болтать, – муж схватил меня за запястья. – Ты можешь сосредоточиться? Соберись, чтоб тебя. Дело серьезное. Ты слышишь, о чем я тебе толкую?

  Муж вскочил и зашагал по комнате. У него длинные ноги, а комната для свиданий маленькая, это специально задумано, чтобы люди сидели смирно на стульчиках, а не роились как мотыльки, стукаясь головами о стены. В нашем санатории везде натянуты невидимые нити, кто давно живет, знает, что к чему, а новички спотыкаются. Поэтому здесь положено ходить по правилам, отмеряя шаги, а не как бог на душу положит.

– Умерла твоя тетка или бабка троюродная, не помню, седьмая вода на киселе, и оставила тебе квартиру. Квар-ти-ру! – муж потряс меня за плечи. – Ты должна пойти со мной к нотариусу. Нужно оформить доверенность – понимаешь? – Он помахал руками, как будто делает подпись с завитушкой, и оскалился.

  Я знаю, что нельзя бежать на зов, когда тебе машут с другой стороны тротуара, вон пес побежал, и где он теперь? Только могильный холмик и остался на обочине. Не завлечь меня улыбками.

– На кого доверенность? – спросила я прищурившись.

– На меня. Я твой муж, у тебя больше никого нет.

– А зачем доверенность? – я заглянула ему в глаза, он перестал судорожно сглатывать, кадык остановился колоколом в горле. – Квартира моя, буду жить с Машенькой.

– Конечно, – глаза у мужа забегали и стали злыми. – Проживешь ты одна. Держи карман. На какие средства? Или ты на работу устроишься?

– А чем я хуже других? Машенька с утра в школу, а я на работу. И так день за днем, кап-кап. Слышишь, как кран подтекает? У нас в душевой, отсюда не слышно. Капля за каплей, пока лужа не натечет. Я здесь однажды такую огромную наревела. Сначала подумала: Машенька описалась. А потом поняла – это же слезы. Наволочку хоть выжимай. Сушила на батарее.

– Давай так, – муж встал,