Реальный мир. Дворы и бульвары [Татьяна Николаевна Зубачева] (fb2) читать постранично, страница - 3

замахала, как обычно, хвостом, не побежала навстречу, а легла, прижалась к земле, даже уши у неё легли на шею, будто она хотела стать совсем плоской, незаметной. Спаниель крутился вокруг, лизал ей морду, заглядывал в глаза, а она словно не замечала этого, чуть слышно поскуливая.

Хозяйка Мани словоохотливо рассказывала, что Маню возили к жениху, клуб ей подобрал такого красавца, чемпиона, а Маня чуть не загрызла его. Пришлось надеть намордник, строгий ошейник, связать ей лапы, и если бы не инструктор с помощниками, то ничего бы не получилось.

Она рассказывала, обсуждала цены на щенков, а Маня по-прежнему лежала и скулила, и спаниель стоял рядом с её головой. Он то наклонялся и облизывал Мане глаза и морду, то выпрямлялся, высоко вскинув голову и оттопырив хвостик, и рычал, вызывая на бой невидимого противника.

На бульваре

Важный, полный сознания своей красоты, черно-белый колли не идёт, а шествует по залитой солнцем сентябрьской аллее. Рядом с ним девочка в курточке поверх школьной формы. Их соединяет тонкий кожаный поводок, и совершенно ясно, что в этой паре колли главный, он определяет и темп, и маршрут прогулки.

На шаг сзади этой пары держится компания подростков. Их немного, человек пять-шесть, не больше. Негромко, так, чтобы их слышала только девочка, они обсуждают между собой, сколько может стоить шапка из такой шкуры, как лучше эту шкуру сдирать и обрабатывать, что если не делать ушанку, то из хвоста будет воротник, и насколько комплект шапки с воротником выгоднее обыкновенной ушанки.

Глаза девочки полны слёз, она пытается ускорить шаг, уйти от преследователей, но собака её совершенно не слушается. А парни обсуждают процесс сдирания шкуры всё подробнее и тщательнее. Ненадёжность поводка и пустынность бульвара они уже обсудили.

– Здравствуй, Леночка! – низкий мужской голос заставляет девочку вздрогнуть и оглянуться.

На соседней аллее плотный широкоплечий мужчина держит за ошейник огромного серо-желтого пса, больше смахивающего на медведя.

– Здравствуйте, дядя Володя! – радостно отвечает девочка. – Ну, как ваш Шайтан?

– Как видишь, всё отлично. Только с дачи вернулись. Ну а у вас как? Есть проблемы?

Леночка оборачивается и видит только спины мальчишек, перепрыгивающих через ограду, и как они бегут к остановке.

– Спасибо, дядя Володя! – кричит она. – Никаких проблем!

На выставке

Жаркое, даже слишком жаркое лето. Заполненный людьми и собаками парк раскален солнцем, людскими переживаниями и страданиями мающихся в расчёсанной шерсти собак.

Плотный полуголый мужчина в шортах несет на плечах сына. Мальчишка держит папу за уши и так поворачивает его голову к самому интересному. Заглядевшись на ринг доберманов, они налетают на стоящую посреди дорожки женщину и начинают её разглядывать как музейную витрину.

Высокая худощавая, с безукоризненной осанкой, она гордо несет кудрявую голову. Можно представить, какая это была когда-то пышная прическа. Кудри и сейчас обильны и прекрасны, но их прошлый цвет не определить. Сейчас они снежно-белые, кипенно-белые, облачно-белые. Красный летний костюмчик на женщине настолько хорошо сшит и элегантен, что его цвет не кажется вызывающим. На руках у женщины бесконечно белая и беспредельно кудрявая болонка. Из-под красного бантика блестят чёрные весёлые глазки.

– Сё это? – изумлённо спрашивает малыш.

– Да шавка какая-то, – начинает отец и осекается под строгим взглядом по-молодому чёрных глаз женщины.

– Это, – очень спокойно говорит она, – это два килограмма преданности и немного шерсти.

С запястья женщины свисает двухрядное ожерелье золотых медалей.

На почтительном расстоянии от привязанных к тонким березкам кавказских овчарок толпятся восторженные зрители. Собакам жарко, языки свисают до земли, тяжело вздымаются и опадают бока.

Лучше всех устроился самый большой пёс в пышной буро-белой шерсти. Натянув привязь и потеснив остальных, он раскопал землю и лежит в прохладной сырости в самом тенистом месте. Склонив огромную голову, он лижет свои передние лапы и трётся о них головой и шеей, благодушно щурит глаза.

Зрители беседуют вполголоса, будто боясь потревожить великолепных в своем могуществе зверей. Громко говорит только один. Он стоит чуть впереди, как бы между собаками и людьми и упоённо ораторствует.

– Эт-то не собака, – кричит он. – Эт-то зверь лютый! Ему человека разодрать раз плюнуть, ему эт-то в удовольствие только.

– И любого раздерёт? – подбадривают оратора из толпы.

– А чего ж, – радуется он. – Конечно, любого. Ребёнок там или кто, не посмотрит. Ему б только до крови добраться. А сильны! Бетонные столбы гнут.

– И хозяина рванет? – гнёт своё тот же голос.

– А чего ж, ему без разницы. Только палку забудь и всё. Во смотри. Ну ты, – обращается он к буро-белому псу, – ты, ск-котина!

Пес поднимает голову и внимательно смотрит на оратора, на зрителей.

– Во, я ж говорю, зверь! Вот я слово скажу, враз кинется!

И он