Планёрка [Владимир Юрьевич Карасев] (fb2) читать постранично, страница - 4

но ещё не окончательно сформировавшегося творческого порыва. Что-то неуловимое вертится в голове, но никак не складывается в чёткое понимание. Он опять внимательно и настороженно смотрит на Андрея.

– Зайка-то был серенький, – выразительно глядя Лёхе в глаза, с расстановкой и очень назидательно повторяет Андрей. – А на улице зима…

И вдруг Лёху осеняет. Его вдохновение вырывается наружу. Он откидывается на спинку стула, закидывает ногу на ногу и обводит всех присутствующих многозначительным взглядом человека, определённо знающего великую тайну нахождения золота партии.

И Лёху понесло.

– Господа, – неторопливо, с некой долей пафоса, начинает Лёха, – Как вы все понимаете, в словах этой детской песенки отражена великая мудрость нашего удивительного народа и его природная прозорливая наблюдательность. Вы знаете, кто написал эту песню?

– Кто же? – с любопытством спрашивает Татьяна Степановна.

– Княгиня Раиса Адамовна Кудашева, – отвечает Лёха. – Эта добрая женщина – учитель, библиотекарь и поэт – имела имение под Смоленском. Она со всей откровенностью в этих нескольких словах описала те драматические события, которые произошли лютой зимой 1812 года. Она очень реалистично описала эту малоизвестную экологическую катастрофу, произошедшую в Смоленской области в то далёкое время.

– А ты откуда знаешь о княгине? – удивлённо спрашивает Татьяна Степановна.

– А я недавно репортаж делал о нашем новом элитном детском садике, там меня и просветили в этом вопросе.

– Постой, – перебивает его Андрей. – Насколько я помню, песня была написана где-то в начале двадцатого века. Причём здесь зима 1812 года?

– Вот! – Лёха театрально облокачивается на стол и снисходительно покачивает головой. – Вот, что значит недоступность информации! Вот оно – невежество человеческое! Зайцы зимой все белые, а почему-то в этой песенке, да ещё под Новый год наш заяц серый? Почему? А?!

– Ну и почему? – заинтригованно, подыгрывая Лёхе, спрашивает Андрей.

– Объясняю.

Лёха устраивается на стуле удобнее, опять откидывается на его спинку и снисходительным тоном маститого профессора, читающего лекцию студентам первокурсникам, начинает свой рассказ.

– Как вы знаете, зима 1812 года выдалась очень суровой. Лютые морозы сковали всё вокруг. Голодные полчища отступающих французских солдат рыщут по лесам в поисках чего-нибудь съестного. Император Наполеон бросил их на произвол судьбы и они, голодные, всё рыщут и рыщут по всей округе. И неожиданно они видят маленького беленького зайчонка, притаившегося под ёлкой, пугливо озирающегося и растерянного. И вся свора этих голодных, озверевших французов окружают его и с криками набрасываются на это беззащитное маленькое тельце, раздирая его на части ещё живого и упиваются этой тёплой струящейся невинной кровью, обгладывая ещё дёргающиеся в смертельных конвульсиях нежные косточки.

– Господи, какой кошмар, – в ужасе бормочет Татьяна Степановна.

Андрей, еле сдерживая смех, но с очень непроницаемым выражением лица неторопливо подносит руку к своему уху, словно оно у него зачесалось, и украдкой показывает Лёхе вытянутый большой палец. Как бы говоря: «Блеск! Продолжай!».

– А они его что, со шкурой ели? – в страхе спрашивает Татьяна Степановна.

– Обглоданную шкурку этого несчастного зайчишки они засовывали себе в разные места для обогрева!

– А в какие?

– Была бы шкурка, – тяжело вздохнув, неожиданно философски замечает Соломоныч, – а куда её засунуть всегда место найдётся.

– А можно без кровавых подробностей? – задаёт вопрос Виктор Александрович.

– Конечно!

Лёха облокачивается одной рукой на стол и с воодушевлением продолжает свой рассказ.

– А под соседней ёлочкой сидел маленький братишка того несчастного зайчонка. Вся трагедия произошла на его глазах. От этого шока наш зайчонок стал сереть. С тех пор все зайцы в смоленской области зимой становятся серые. Это люди со страху седеют, а зайцы – сереют. Они генетически всё запомнили. И этого посеревшего от садистского кошмара зайца принёс домой мой дед и выходил его. Дед сам видел эту живодерню, эту трагедию. Он тогда мальцом в партизанах был и тайком следил за немцами, то есть, извините, за французами.

– А ты ничего не путаешь – настороженно спрашивает главный редактор. – Может это не твой дед был?

– Я сказал дед? – глядя на вытаращенные и красноречивые глаза Андрея, невозмутимо переспрашивает Лёха.

– Да.

– Ради Бога, извините. Я всегда волнуюсь, когда вспоминаю рассказы моего деда. Конечно, всё наблюдал мой прапрадед. Он рассказал прадеду, а прадед деду, ну а дед мне. Он в деревне под Смоленском живёт и всегда рассказывает эти жуткие истории, когда я к нему приезжаю. У нас же и поголовье