Дюймовочка в железном бутоне [Мария Моисеевна Вязьменская] (fb2) читать постранично, страница - 32

на Новый год, потому что он подарил мне маму. Подарил на всю жизнь, навсегда…

Вечером за большим раздвинутым столом собрались гости. Около папы сидели Мудровы, которых как ближайших родственников нашей семьи пригласили на свадьбу.

Наверное, я продолжала читать о Матиуше, как вдруг горький плач тетки заставил меня взглянуть на происходящее за столом. Опять, как три года назад на Марата, тетка, прикрыв глаза, из которых лились слезы, раскачивалась из стороны в сторону и на одной ноте голосила.

– Бедная-бедная Таня, зачем ты умерла такой молодой, зачем покинула нас и девочек! Танечка, Господи, Танечка…

Ей, видимо, очень хотелось сказать это страшное слова мачеха, но она удержалась, не произнесла его вслух. Дядя Тиша пытался успокоить жену.

– Наташа, прекрати, мы на свадьбе, не на похоронах, дома поплачешь.

А новая бабушка, мать тети Лиды, которая сидела с другой стороны стола, где под торшером читала я, чуть слышно – мне-то было слышно отлично! – сердито прокомментировала:

– Жалко сестру и племянниц – взяла бы их на себя и не сидела б сегодня на свадьбе Лиды.

Я услышала тетку и испугалась – вдруг тетя Лида встанет из-за стола и скажет, что ж, если я не нужна, пойду домой… А меня заберет тетка или опять я останусь в интернате!

Но как-то все успокоилось. Что-то папа сказал, что мы будем помнить и любить Таню – нашу родную маму, что-то тетя Лида сказала, что в доме нужна женщина, мать, Машеньке пора вернуться домой, и она надеется, постарается, приложит все силы и любовь…

В понедельник в младших классах интерната праздновали Международный женский день восьмого марта. Сам праздник пришелся на выходной, и концерт для мам устраивали девятого марта после школьных занятий. Как обычно, вести концерт и участвовать в номерах предстояло мне. Сочетание иерихонского голоса и куража позволяло мне прекрасно справляться с ролью конферансье и читать со сцены стихи.

Концерт предназначался для мам учеников младших классов, большого количества гостей не ожидалось – немногие работающие женщины имели возможность отпроситься со службы или взять день в счет отпуска, поэтому стулья расставили лишь по периметру зала. К тому же после концерта предполагалось продемонстрировать мамам наше умение танцевать бальные танцы – нас обучали разным па-де-де и па-де-грасам – не помню теперь, чем они отличаются – и мы танцевали их в зале, а не на сцене.

На противоположной стороне зала Ада Арнольдовна устроила выставку рукоделий девочек. На каждую вышитую салфетку булавкой был прикреплен бумажный прямоугольник со словами: «Выполнена ученицей четвертого класса…» и следовала фамилия и имя. По краю моей салфетки шла широкая кружевная полоса ришелье, ближе к центру гладью были вышиты синие васильки и желтые колосья спелой ржи. Рукоделием я гордилась – сама выбирала рисунок и старательно вышивала салфетку, заранее зная, что восьмого марта подарю ее тете Лиде.

Я ждала ее внизу у входной двери. Утром, когда я уезжала в интернат, она обещала, что обязательно приедет на праздник.

Она вошла с мороза, холодная и румяная – пахнуло яблоками – и, улыбаясь, спросила, давно меня ждешь? Не знаю, ответила я, наверное, нет, но скоро концерт начнется, мне надо подняться в зал… Нехорошо опаздывать, да? – посмотрела она на меня, и я решилась. Мне и решаться не надо было, я просто давно мечтала об этом, а вчера посоветовалась с папой, и он одобрил. Скажу – и все…

– Тетя Лида, – сказала я, – можно я буду звать вас мамой?

– Господи, Машенька, – у нее навернулись слезы, – как я буду счастлива! Ну, конечно!

Мама прижала меня к себе, я обвила руками ее талию, и мы постояли минуту, обнявшись, обмениваясь теплом и флюидами – как будто скрепляли союз на всю остальную жизнь.

– Пойдем, – сказала она, – тебе, вероятно, пора начинать концерт, ты же конферансье!

Мы поднялись вдвоем в актовый зал интерната.

Никогда не забуду того ликования и торжества! Я рванулась в зал, крепко держа маму за руку и даже немного таща ее за собой – и закричала из живота, во весь иерихонский голос, перекрывая бесконечные годы сиротства и интернатского заключения:

– Смотрите! Смотрите! Видите? Это теперь моя мама!

Все обернулись навстречу и, молча, смотрели на маму, как будто ни разу ее не видели. Весь класс смотрел, мальчишки, девчонки: Ирка, Люся Александрова, Тоня Маркелова, Лариса, Гусыкин, Борька Марьялов… Все!

А Ада Арнольдовна подплыла к нам и сладко заулыбалась:

– Очень приятно, очень приятно! Мы так рады за Машу. Она у нас лучшая ученица! Отличница! А вы садитесь, садитесь, сейчас мы начнем наш праздник!

Весь концерт я была на сцене, объявляла стихи и песни, исполняла что-то сама, танцевала в паре с Борей Марьяловым па-де-де и па-де-грас и все время видела маму – как она улыбалась мне.