Вечные мы [Кирилл Киннари] (fb2) читать постранично, страница - 31

глубже след, наверно, чем от предостерегающих ожогов и ран. Ну конечно! Ты плодишь своих клонов (и они друг друга, всё ветвится), но не случайно же, не в случайные миры, ты пробуешь именно что чувствуешь самым важным сейчас, ищешь что тебе нужно. Твоё облако вариантов – это твой мир, это ты и есть. Самое-самое в любви – это же узнавание, вспоминание, великое «ну конечно», как будто я была с ним/с ней всегда, это родное моё, до косточки знаемое, миллионы раз мы так лежали обнявшись! Миллионами тел своих и душ. Какая-то уже психотерапия получается, натаскивание на positive thinking (и метаотбор, уже между облаками-умами, на способность к счастью, на умение раздувать костёр, а не гасить страхами) – но это же и работает… и мы-то, мы разве не?

18. Глубокое будущее (Элли)

…А. с Машей рядом качались, сцепленные, жаркие, навсегда вместе, навсегда одно, двигались молча, долго, только вздыхали и стонали тихонько, как пели, и меня укачало. Я заснула.

…Были мы, но как будто нас много, не четверо, а человек минимум двадцать – но всё равно это мы и никто кроме. Притом без всяких раздвоений или копий. И, конечно, нелогичности никакой – во сне: ну двадцать и двадцать, а что.

И тусуемся мы все вроде бы у реки, то ли пляж, то ли травянистая излучина. Кто-то ходит, кто-то лежит, кто-то обнимается. Разговоры, музыка, Катька на ком-то прыгает… Кто-то плачет, кто-то его успокаивает – и вот от этого почему-то так светло, так пронзительно, самой хочется плакать от счастья.

«Нам пора ехать, ты готова?» – весело говорит А. где-то сбоку, я оборачиваюсь и кричу «Куда?». И тут оказывается, что это в записи, что этот диалог уже был, я его правлю вот прямо сейчас, и меняю «зачем?» на «куда?», потому что «зачем» – якобы слишком понятно, чтобы спрашивать, хотя мне всё равно ничего не понятно, и уже не будет. Зато я понимаю, что это же я сама там плачу, и это меня успокаивают, Андрей прижимает, целует в ухо, а Маша обнимает коленки, смотрит снизу вверх своими жалостливо-насмешливыми глазищами.

А Катя – вижу я – выбегает в каком-то напряжённом танце, не обращая на нас внимания, лицо к солнцу, глаза зажмурены, что-то вроде лезгинки, но невероятно быстро, кажется, вот сейчас улетит. «Она тебя любит», шепчет А. «Беги… к ней. Пожалуйста?» И я вскакиваю, и понимаю: да, да, это нужно, очень важно, и бегу – за ней, но её уже нет, надо догнать… вбегаю на какую-то лесную дорогу с высоченными деревьями, шумит ветер, всё темнее, и вдруг уже плыву – в маленькой лодке, по узкой тихой речке, не шире двуспальной кровати (думаю я), ветки свешиваются над водой, а у меня нет весла, надо быстрее, но приходится плыть по течению, медленному, мучительно медленному, но сладко мучительно. И вдруг река расширяется, ударяет солнце, и я вижу – тот же берег, пляж, что и в начале, и там все мы, и может быть даже я. И я выхожу на этот берег, успевая удивиться: разве бывают закольцованные сны, это же такое головное, придуманный постмодернистский приём… думаю я, уже наполовину проснувшись. Но нет, это не возврат в начало, наоборот, это наше глубокое будущее, прошло неизвестно сколько лет или даже поколений, «это вечные мы», ещё понимаю я. (Как много умещается в последнюю секунду сна!) И последнее, что вижу: Катя, у самой воды, сидит скрючившись, быстро пишет, хмурится, но вот поднимает голову… улыбается мне, виновато, но так, что у меня что-то лопается в груди от любви… и я открываю глаза, толчком. Со слезами, тяжело дыша, с колотящимся сердцем. Уже светло. Первый снег. Записать, пока они спят.

Автор: kirikrueker@gmail.com

Сайт книги: https://archive.org/details/UsEternalInRussian

Лицензия: Creative Commons Attribution (CC BY 4.0)