Боевой девятнадцатый [Михаил Яковлевич Булавин] (fb2) читать постранично, страница - 129

да отдать. Чудно. Может быть, продал, но ведь Петрушева так бедна, что у нее не только денег, но и картошки уже давно нет.

Когда Устин пришел с Натальей в сельский совет, там было уже человек десять. Разговаривали вполголоса, осторожно, намеками. Семен сидел рядом с Зиновеем хмурый, злой. Увидев Устина, закивал головой:

— Подсаживайся сюда.

Скоро пришел Аким Тычков. За ним приковылял хромой Спиридон, прибежала Любовь Петрушева и робко остановилась у двери, глядя на всех просветленными глазами.

— А вот и я заявилась, — здороваясь со всеми, заговорила Арина. — Любаха, а ты чего двери подперла, иди сюда на скамью.

— Посторонитесь, дайте человеку пройти, — сказал Семен, увидев Федота Тычкова.

— Глядите, Модест пошел, да ши-ибко, шибко, — засмеялась Арина, протирая стекло концом платка.

— А ты покличь его на собрание, — пошутил Федот.

— Ай правду говоришь? — не оборачиваясь, спросила Арина и постучала в окно.

— Ну его к черту, — махнул культей Семен.

Устин пытался уловить, о чем беседовали собравшиеся и чего они не скажут на собрании. Конечно, такие, как Петрушева и Спиридон, примут предложение с радостью. Деваться им с их маломощным хозяйством некуда. А вот такие, как Федот Тычков, могут уклониться или скажут, что они еще подумают, посоветуются. Да и в самом деле, торопиться им нечего. Чем он может их заинтересовать? Размышляя таким образом, Устин чувствовал, что у него очень мало доводов для убеждения. Остается только сила примера и желание помочь маломощным.

— Э-эх, кума, — вдруг нарочито громко обращаясь к Арине, заговорил Федот, — тот голодный год мне очень памятен. Скотины у нас не было, так мы бывало с отцом впряжемся в соху и таскаем ее. Бороздку кончишь, а в глаза будто ночь глядит, темно и тошно, дух выскакивает. Вот как он, хлебушек-то, доставался.

Петрушева сочувственно вздохнула.

— Ну, а как нам, бабам, теперь быть, какие остались без мужиков, пропадом пропадать?

— Пропасть не дадим, уж чего-нибудь да придумаем, — успокаивал Тычков, разглаживая бороду.

Анна Быкова резко махнула рукой и сокрушенно сказала:

— Да уж надумали и незнамо чего. Любаха, правда, что Устин тебе хату отказал?

— Ох и люди же! — простонала Петрушева. — Я тебе, Нюрка, последнюю корову отказала бы, кабы мой мужик живой вернулся.

— Тихо, товарищи, — сказал Семен и гневно глянул в сторону жены. — Давай, Устин, рассказывай.

Устин поднялся и торжественно объявил:

— Мы, стало быть, Семен Быков, Зиновей Блинов и я, решили работать в супряге. Так что ли? — обратился он к Семену и Зиновею.

— Так! — с твердостью ответил Семен.

— Так! — повторил Зиновей.

— Нонче мы собрали вас, чтобы потолковать, кто к нам пристанет. Мы никого не неволим, но только так, как работали мы раньше, то есть врозь, нельзя. Нельзя! — повторил он с силой и, поймав взгляд Федота Тычкова, продолжал, обращаясь к нему: — Жили мы всю жизнь невозможно как бедно. Работали врозь, кто у помещиков, кто у кулака. Не было у нас ни земли, ни лошади. Теперь мы отвоевали землю. Так неужели мы будем, Федот Лукич, глядеть, как ребятишки Егора Рощина или Клима Петрушева станут на себе соху таскать? А что Груздев, Петрушев, Рощин нам приказывали, когда бились за эту землю? Воевали, выходит, вместе, а работать всяк себе? Кто с хлебом, а кто и так.

Федот Тычков не выдержал, снял с головы треух и, приглаживая седые волосы, обиженно заявил:

— Ты-то что на меня, Устин, накинулся, ровно я недруг им, ей-право. Ну, негоже так.

— Я тебе, Федот Лукич, не в обиду. Я только спрашиваю: так, мол, или не так? Я вот и к Арине, и к Петрушевой, и к Акиму с таким вопросом, ко всем, кто здесь есть. Мы никого силком не тащим, а только спрашиваем, как вы, пристрянете к нам или нет? Весна, ведь она вот-вот, ко двору подходит.

— Это понятно. Я тоже к разговору. Ты вроде на меня накинулся. А я что ж, я согласный с вами.

— Арина, — спросил Устин, — а ты как?

— Куда вы, туда и я, — спокойно сказала она и стала оглядывать собравшихся.

— Аким Тычков?

— А ты, Спиридон?

— Твое какое слово, Петрушева?

Устин спрашивал, а Наталья записывала.

— Много там? — полюбопытствовал Федот Тычков.

— Пятнадцать дворов, — ответил Семен.

— А как с семенами?

— Маловато, — вздохнул Семен, — и то уж не знаю, как уберег. Бабы всё — раздай, да раздай. А вот, вишь, сгодилось. Но того, что есть, завзят мало. Надо приносить свое, у кого сколь найдется. В новину возвернем, за обществом не пропадет. Плужки, бороны у кого есть, телеги неисправные, тащите к кузне. Кузнеца на ремонт подрядим. Ну, а кто пожелает еще к нам войти, милости просим.

Расходились ранним вечером. На улице был легкий морозец. В воздухе гулко рассыпались слова, под ногами похрустывал молодой ледок.

Устина и Наталью почти до самого дома провожал Зиновей. Неуемный в своей фантазии, он опять мечтал о прекрасном мире, который можно построить на земле. Устин слушал и улыбался. Ему было хорошо под