Контакт [Евгений Дмитриевич Алещенко] (fb2) читать постранично, страница - 2

ребер, выползающих из полуоткрытых челюстей. Чертовски болела голова. В попытках избавиться от овладевшего им ужаса, он закрыл глаза и попытался сконцентрироваться на дыхании. Змеи лезли из всех щелей, заполняли собой все доступное пространство, пока, в один момент, Михаил не смог споймать нужную волну. Змеи исчезли, он остался один. В темной комнатушке, возникшей перед ним, было сыро и пахло озоном. Границы комнаты не просматривались, но он чувствовал их присутствие каким-то особым чутьем. Границы были намного четче, чем само "я", отчего ему стало не по себе. Нарастая, ощущение достигло своего пика, после чего схлопнулось и провалилось в себя же. Следом исчезла комната. Распадаясь на мельчайшие части, начало уходить в небытие пространство. Пораженный собственной силой, Михаил принялся осматриваться, но обнаружил себя в той же самой комнате. Сотни вопросов, обрушившихся на сознание, вывели и из неё. Головин сидел в поезде. До Вячи оставалось несколько часов.

Оказавшись на вокзальной площади, Михаил застыл. Среди десятков людей, снующих по площади, не было ни одного живого. Люди перекидывались словами, сбивались в толпы, спешили куда-то, но в них совершенно не чувствовалось жизни. "Одна видимость", – подумал про себя Михаил и пошел прочь. Смотря перед собой, он периодически сталкивался взглядами с прохожими, то смущенно отводящими глаза в сторону, то опускающими в пол. Его суровое выражение лица заставляло их на глубинном уровне избегать продолжительного контакта. Поднимаясь из-за спины, змеи протяжно шипели и впивались в шеи идущих навстречу людей. Но к удивлению Михаила, крови не было, на местах укусов зияла всепоглощающая пустота. Змеи, не найдя в людях ничего существенного, лениво возвращались обратно. Завернув за угол, Головин оказался у дверей обветшалого бара и невольно юркнул внутрь. Изнутри заведение выглядело еще более неказистым, чем снаружи, однако полонилось людьми. Михаил выбрал крайний стол у стены и заказал выпить. Одна за другой, ушли четыре рюмки, после чего требовался перерыв. Где-то между отдыхом и пятой рюмкой за стол подсела девушка.

– Вера, – как-то отрешенно вымолвила она.

– Михаил.

Повернув голову в сторону, Вера закурила, после чего довольно долго молчала. Словно опомнившись, она виновато заглянула ему в глаза.

– Ты ведь пришел сюда не за разговорами, верно?

В сознании Головина промелькнул едва заметный интерес к девушке. Обычно, он не растрачивал себя на одну из ипостасей, как он любил говорить, ничем не привлекающего его низменного мира. Но что-то дернуло его ответить.

– Я не приходил никуда. Я по-прежнему остаюсь там, где был всегда.

Вера преобразилась. Придвинувшись поближе, она положила свою руку на его.

– И неужели никак не достучаться до настоящего я? – игриво произнесла она, – может все-таки есть методы?

Михаил не знал, что ответить. Не в силах оценить интонацию девушки, пробурчал что-то невнятное ответ.

– Ну же, не закрывайся, Миша.

Головин опешил.

– Боюсь, что моя искренность будет излишней.

– Почему же, нет… Ты ведь можешь просто попробовать, – бросила Вера.

Он сурово посмотрел на нее.

– Вера, – с трудом он произнес её имя. – Ты открыта по отношению к миру, а потому уязвима. Стоит тебе на секунду перестать обманываться, как твоя жизнь превратится в сущий ад. Человеку трудно жить без оберегающих его оков, и оставляя последние ты рискуешь оставить себя. Пока ты не прочувствовала эту боль, я не стану говорить с тобой. Тебе стоит уйти.

Погрузившись в мысли, Вера вглядывалась в точку на столе.

– Ты мне приятен, Михаил. Спасибо.

Вдруг, лицо девушки исказилось в неестественной гримасе. На шее появилась тонкая струйка крови. С отстраненным шипением, змея вновь спряталась под курткой.

Сидя на полу комнаты Куромского дома, Головин смотрел в зеркало. Темно-зеленые глаза были устремлены вглубь своего отражения, полуголое тело кишело сотнями ядовитых змей. Вытянув за голову одну из них, он холодно оторвал её от своей плоти. Следом вторую. Затем третью. Оставшиеся змеи отчаянно сопротивлялись, впиваясь в его тело. Превозмогая нечеловеческую боль, он продолжал. К утру в комнате никого не было. Среди лужи крови вяло шевелились остатки души Михаила. К вечеру не осталось и их…