Дело чести [Даниил Мантуров] (fb2) читать постранично, страница - 3

только ты своим передай, чтоб сюда не совались. Обозы оставь – наше это.

Принесли веревки и связали Бурова.

– Подарка не тронь, наградной он. Товарищ боевой. – дал я по рукам прыткому юнцу, желавшего и коня испод меня вывести. Возражений не было. Нас отпустили, предварительно оглушив Бурого.

На легке, я уже к вечеру был в Центре.

Часовой недоверчиво посмотрел на меня и позвал старшего, оба громко смеялись.

– Впервые вижу, чтоб Аркашку Бурова через седло везли. – Сказал часовой. – Развязывать?

– Нет. – Отрезал я. – Это преступник. Бесчинствует он. Народ грабит.

Собрались зеваки. Смешок пробежался по толпе.

Я потребовал, чтоб меня отвели к начальнику местного отделения Сибпродкома. Выслушав меня, он откинулся на спинку кресла и принялся меня учить уму-разуму.

– А знаешь ли ты, заботливый, что 20 июля 1920 года Совет Народных Комиссаров РСФСР принял постановление «Об изъятии хлебных излишков в Сибири», по которому крестьяне обязаны сдать все излишки хлеба прошлых лет и одновременно нового урожая. На нас наложено 6 270 000 пудов мяса, масло, яйца, картофель, овощи, кожи, шерсть, табак, рога, копыта и многое другое. Всего 37 развёрсток. Мы трети не собрали. Под монастырь меня подвести хочешь? – Перешел он на крик.

– Нет, но Буров не излишки собирает, последнее выносит, им на что жить-то. Да и банды бесчинствуют, а тут еще свои -своих. – Возразил я.

– Каких своих, зажравшуюся крестьянскую морду? Наверху виднее, или ты тоже против новой власти? Аркадий Буров лучший. За счет него мы еще хоть как-то… Перегибает, не без этого, время сейчас такое. В камеру его. – Распорядился начальник.

Я негодовал. За последние дни я стал частым гостем кутузок и главное за что? За то, что большевик, за то, что защищаю тех, ради кого столько крови пролито.

Утром часовой выпустил меня со словами: «Бурого благодари, отстоял он тебя, а то поплыл бы под ледок!» Громко засмеялся он своей шутке.

Освободитель ждал меня на лавке у входа в контору:

– Я добро помню, спас ты мне жизнь, может нехотя, но спас. Держи, Гришуня, цацки, напейся и забудь. Для такого дела железные яйца нужны. На любви к мамзелям и жалости к мамашам плана не сделаешь. Пока старух защищать будешь, полдеревни добро попрячет. Негодный ты к такой работе. – Он ссыпал мне в руку несколько колечек и крестик. Меня словно молнией прошибло. Я помнил каждый его изгиб, крутил в руках, сидя на материных коленях еще сызмальства. Однажды даже надкусил, за что и получил подзатыльник. Бороздки от зубов нельзя было ни забыть не спутать

– Вместе пошли. Мне тут одному много. – Собрал я волю в кулак. Все ужасы, увиденные мною в родной деревне, вновь встали перед глазами, особенно черные волосы, нимбом распавшиеся под слюдой тонкого льда.

Пьяный Буров разоткровенничался и с гордостью выложил мне всю правду о произошедшем Турантаево: «Вот как, Гриша, надо работать. А жалеть их не надо. Они власть не уважают, за икону баба бойца из ружья положила. Совсем народ ополоумел. Пришлось ее расстрелять, под ледок пустить». Он еще долго жаловался на свою долю и сложности выполнения разверсток, пока совсем не провалился в хмельное забытье, что существенно облегчило мне работу.

Я кинул его в седло и к вечеру был у спрятанных в Тайге землянок.

«Свои, с гостинцами»!» – крикнул я издалека и не встретив сопротивления скинул на поляну пьяного Бурова.

– Он?

– Он. – Подтвердил дед.

– Ваш весь. Закончите, возвращайтесь, свое защищать будем, а не по норам сидеть. Пошли, Митяй, работа есть.

Бабы обступили пленного и начали молча бить его, выпуская все накопленное и выстраданное за время лихолетья.

Митяй безропотно поехал со мной. Мы достали из проруби тело матери и схоронили на местном кладбище.

Той же зимой я присоединился к «Комитетам общественной безопасности», которые активно боролись со зверствами продовольственных отрядов. Порядок навести – дело чести.