В начале будущего. Повесть о Глебе Кржижановском [Владимир Ильич Красильщиков] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

мы неправильно характеризуем наш век как век машин. «На самом деле, — говорит он, — наш век — век энергии. За спиной машин стоит энергия, в особенности гидроэлектрическая...»

Ленин деликатно кашлянул:

— Вы говорите так, словно я против электричества.

Кржижановский осекся, смутился: действительно, не слишком ли он увлекся? Уж кому-кому, а ему ли не знать, сколько внимания отдал Владимир Ильич революционной роли электричества, сколько он думал об этом.

«Но почему же он так хорошо слушал?»

— Все это очень интересно, очень важно, очень бесспорно, — заключил Ленин, вышел из-за стола и встал рядом. — Но сейчас важнее другое. Иван Иванович Радченко еще в Смольном говорил мне, что топливо у нас под ногами. Повсюду. Так ли это? Достаточно ли у нас торфа?

— Торфа?! — Глеб Максимилианович даже сел: что это — неосведомленность? Нет. Обычная для Ильича манера выведать у тебя все, вытянуть до ниточки, задавая и возможные вопросы своих оппонентов, кажущиеся подчас весьма и весьма неожиданными, даже неуместными.

— «Достаточно ли у нас торфа?!» — как бы укоряя Ленина за такой оборот, повторил он. — Да мы живем в берендеевом царстве! Буквально — не в переносном смысле, не метафорически! — утопаем в сказочных богатствах. Вот, взгляните, пожалуйста! — И метнулся к карте на противоположной от стола стене. — Ни одна страна не сравнима с нами в этом плане. Тридцать миллионов десятин! Более двух триллионов пудов!

Подняв руки, Кржижановский привстал на носках, стараясь дотянуться до верха, где лежала Архангельская губерния с ее тундрами и Поморьем, так что со стороны могло показаться, будто простер он их, надеясь обнять землю, изображенную на обширном планшете.

— Отбросим болота нашего Севера и Сибири. Примем во внимание лишь то, что лежит вот здесь, здесь и здесь — ниже шестидесятой параллели, южнее Питера. И все равно оказывается, что только ежегодный прирост этих торфяников — около пяти миллиардов пудов условного топлива. Миллиардов! Только приростом торфяного мха можно полностью покрыть всю топливную потребность страны.

Он оглянулся. Ленин стоял за его плечом и слушал с интересом, не перебивая.

— Еще одно, очень важное достоинство, особенно сейчас, когда транспорт наш в таком плачевном состоянии...

— А именно?

— Промышленность Москвы, Петрограда, Иваново- Вознесенска находится в самой непосредственной близости от грандиозных торфяных залежей. Рукой подать! Громадные запасы этого, как я его называю, «ультрамодного» топлива есть и на Урале — в Пермской и Вятской губерниях, и на Волге... Чтобы добывать торф, не надо строить глубокие шахты, забираться в них — он лежит на поверхности, только бери его! — и каждая тысяча десятин гиблого места, топей, прорвы — словом, бросовой земли гарантирует работу областной станции в течение двадцати пяти лет!

— А сколько рабочих должны добывать торф для такой станции?

— Около трех тысяч.

— Ого!

— Многовато. Не спорю. Но уже наметившийся прогресс техники добычи обещает так облегчить труд на болотах, что из проклятия он станет благословением.

— «Станет...» — Ленин улыбнулся недоверчиво, с грустной иронией. — А как быть сегодня, сейчас?

Кржижановский замолчал не оттого, что вопрос его озадачил. Все было продумано до мельчайших деталей не в один день, не в одну бессонную ночь. Он вдруг — неожиданно для себя — сам поразился грандиозностью проблемы, возможностями, перспективами, которые разворачивались.

Да, да! Бывает так: думаешь о чем-то, твердишь, повторяешь чуть ли не всю жизнь, полагая себя знатоком в данном деле, и вдруг однажды, только в беседе с очень близким, дорогим тебе человеком открывается вся глубина, весь сокровенный смысл того, что считал само собой разумевшимся, привычным, исчерпанным. Как в старой гимназической шутке об учителе: «Объяснял, объяснял урок — даже сам понял!»

— Так как же сейчас быть? — напомнил Ленин.

— Есть выход и сейчас, Владимир Ильич! — Он свободно, легко произнес это имя-отчество, совсем забыв о пустых, ненужных обидах — уколах самолюбия. — Есть. Во-первых, мы не можем уклониться от борьбы: если мы не станем наступать на торф, он наступит на нас. Опять говорю буквально, без всякого преувеличения. Ведь вы же знаете, процессом заболачивания охвачены весь наш север и северо-запад. Мхи — несметные полчища, тучи, мириады — неотвратимо движутся на нас. Наседают на леса, на открытые водоемы, угрожают культурным землям. Но это еще полбеды... Сейчас, в такое голодное время, мы привлекаем на подмосковные торфяники десятки тысяч крестьян- отходников из Рязанской, Калужской, Смоленской губерний.

— Еще больше увеличиваем наш продовольственный дефицит, — со вздохом вставил Ильич.

— А между тем рядом, на текстильных фабриках, которые бездействуют или почти бездействуют, десятки тысяч рабочих не работают.

— Какая работа, если нет или, применяя вашу терминологию, «почти нет» ни хлопка, ни льна, ни шерсти?

— Но жалованье они получают,