Две [Марина и Сергей Дяченко] (fb2) читать постранично, страница - 2

запахом травы и псины, и летящими из-под лап брызгами, и комочками земли. Издалека кричит соседка Лора — пес, разумеется, плевать хотел на ее указания, проносится теперь слева направо, виляет мне хвостом, а у меня нет хвоста, чтобы ответить ему тем же, зато палочка на газоне вот она, прочная и не очень грязная. Поднимаю червяка со дна, как поднимают подводные лодки, он извивается, вообразив, наверное, что я рыбак… Впрочем, червяку нечем думать, он срывается с палочки и шлепается в лужу снова, он тонет и гибнет, я повторяю процедуру снова и наконец выпускаю розовую змейку в траву.

Ух.

Лора с противоположного конца газона смотрит на меня, как на идиотку. Как хорошо, что в моей жизни Лора ничего не значит; с ее псом мне общаться куда приятнее, право слово, пес хоть и невоспитанный и глупый, как бревно, но зато искренний. За это многое прощается.

«…За штукатуркой мышиной стены».

Иногда строчка сидит в голове день за днем, уже и забываешь, откуда она взялась, а она обретает свой собственный голос и в самый неожиданный момент начинает звучать или шуршать, как вот эта:

«…За штукатуркой мышиной стены».

Программа с Клавдией Антоновной поставлена в программу на сегодня, четырнадцать ноль-ноль. Полчаса назад я говорила с ней по телефону; она очень волнуется. Ей кажется, что она сказала что-то не так, или что она плохо выглядела (а она удивительно следит за собой, она такая кокетка)… Потом, оказывается, ей стыдно за свою крохотную квартирку. Но главное не это — она верит, что ее покойный муж будет очень рад этой программе. «Ведь его почти совсем забыли за десять лет… Да что там — его забыли, когда он был еще жив… У него столько учеников… Но все его забыли… Кто в Америке, кто в Израиле, кто вечно на гастролях…»

Я уверила ее, что все будет хорошо. «Я обзвонила всех соседей, сказала она, стесняясь. Это вообще-то нескромно… Но я знаю, Миша так бы хотел, чтобы все посмотрели…»

Червяк наконец-то зарылся в траву. Невоспитанный пес наконец-то пойман за ошейник и с натугой впихнут в парадное, будто последнее платье в переполненный чемодан.

* * *

Звоню ему вот уже в четвертый раз. Презрев, можно сказать, гордость.

…Зачем я принесла ему книги?

Когда мы познакомились месяц назад, мне казалось… Впрочем, ничего мне не казалось. Я его гнала точно так же, как остальных; обычно, стоило мне спросить «Любите ли вы Лорку?», как половина претендентов на блуд рассасывалась незаметно, а другая половина удивленно вопрошала: «Какую Лорку?»

Вот что меня беспокоит: зачем я дала ему книги, первый том из Бродского и очень редкое издание Кортасара? Какого черта?

В любом случае, наш «образцовый» роман с цветами и виршами не мог продолжаться долго. Мне ли не понимать?..

Вру себе. Плевать мне, собственно, на этого Кортасара…

Просто мысль о том, кто мои книги будут стоять на его полке, а он будет в это время любить под пледом другую женщину… Почему-то он мерзляк, без пледа — никак…

Говорю себе, что больше не позвоню ему. Даже ради книг.

* * *

В это время в метро не так много народу.

Напротив меня сидит девочка с деревянным веслом от байдарки. Весло огромное, с двумя лакированными коричневыми лопастями, и на каждой остановке девочка пытается пристроить верхнюю лопасть под поручень, ближе к сиденью. Для этого она толкает вперед нижнюю лопасть, через весь проход, прямо к моим ногам; ничего не получается. Весло кажется огромным, на весь вагон.

После четвертой девочкиной попытки я не выдерживаю, поднимаюсь, берусь за весло и наклоняю его в сторону. Верхняя лопасть проходит как раз под поручнем, и весло оказывается в нужной позиции. Девочка хлопает глазами.

* * *

В курилке говорят обо мне.

«За штукатуркой мышиной стены…»

— Психология синих чулков? Какая к черту психология, это же на уровне рефлекса… Вроде все при ней, и сиськи и попа, а как гляну — моментальная клиническая импотенция…

Хохот.

Скрючиваюсь и ухожу на цыпочках. Хотя надо бы выйти, посмотреть им в рожи… Что-то, может быть, сказать, может быть, они смутятся…

Ага. Смутятся, как же. Сейчас.

Не могу взять себя в руки. Скверно.

«Тогда муравей полумертвый ответил тихонько и грустно: я, знаете, видел звезды…»

В сумке у меня, в потайном кармашке лежит кусок мела. Я закрываюсь в туалете (там есть просторный пятачок перед кабинками). Рисую на кафельном полу круг.

— Значит, так. Я — внутри. А вы — снаружи. Я не боюсь вас. Мне на вас наплевать. Я здесь. Вы там. Я независима, я ни от кого не завишу. Я здесь, вы — там, мне на вас начхать!

«Да, муравей отвечает. Я видел звезды, поверьте. Я поднялся высоко, на самый высокий тополь, и тысячу глаз лучистых